Электронно-вычислительные университеты (часть 2)

Продолжение. Начало статьи - читать.

КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ НА МЕСТАХ
Все мои веселые картинки светлого будущего основаны на допущении, что система высшего и среднего специального образования - это большой магазин, целиком подчиняющийся рыночным законам. Однако на практике это далеко не так На практике академические учреждения любой страны - это косные госструктуры с высокой степенью социальной защищенности своих штатов, с подозрительным отношением к любым реформам и новшествам, зато с религиозным почтением к любой замшелой традиции, если она охраняет их статус храмов науки. Храмы нельзя трогать, от них нельзя требовать эффективности и практической отдачи, их можно только финансировать. К прикладным дисциплинам, к разработкам коммерческого сектора академия в целом относится с тем же философским высокомерием, с каким священнослужитель обычно смотрит на суету мирян.
Я говорю об «академии» не как о сумме людей, занятых в сфере образования, а как об определенной общественно-экономической прослойке, у которой есть свои весьма определенные права, интересы и традиционные способы их отстаивания. На уровне отдельных людей та же самая консервативная мотивация тоже очень хорошо понятна. Преподаватель, обнаруживший, что из-за незнания иностранных языков и неумения пользоваться компьютером он далеко отстал от современного состояния мировой науки по своей дисциплине, едва ли может приветствовать те нововведения, из-за которых рискуют навсегда устареть написанные (или выученные) им руководства и догмы. Отсюда рождается естественное предубеждение против компьютеров, Интернета, новых технологий и коммерческих прикладных разработок в академических кругах.
Не стоит думать, что это предубеждение родилось сегодня или что оно как-то связано с компьютеризацией. Консерватизм мышления - естественное человеческое качество, а государственная служба является для него оптимальной питательной средой. В годы моей учебы мне доводилось посещать лекции и семинары многих преподавателей, чьи представления о медицине застыли на уровне американских 1950-х годов. На нерусских языках эти преподаватели не читали, осваивать ядерно-магнитный резонанс, ультразвук, лазер или компьютерную томографию им было поздно да и незачем: в учебную программу, утвержденную Минздравом, все эти понятия не входили, в учебниках, по которым их студенты сдавали госэкзамены, о них тоже не упоминалось. Но, разумеется, мои отставшие от жизни преподаватели крайне дорожили своим статусом носителей высшего медицинского знания. И все они на разные лады повторяли одну и ту же песню - об опасном увлечении новомодными технологиями, о никому не нужной лабораторной диагностике, за которой некоторые сегодняшние врачи уже разучились видеть глаза больного, выслушивать его жалобы, воспринимать картину патологии в ее полноте. Неизменно в этих рассуждениях всплывал светлый образ земского врача, ставившего диагноз по внешнему виду больного «от порога». Кто посмеет сказать, что земские врачи были плохими специалистами?! А вот нынешние технократы, носящиеся со своим ультразвуком, как с писаной торбой, изменили светлым традициям отечественной медицины, ее идеалам высокой духовности и сострадания. Все это я слышал десятки раз и поначалу даже верил. А потом однажды задумался о том, какие показатели излечимости с точки зрения земского врача считались хорошими. От каких болезней его пациенты умирали в ста случаях из ста. Вспомнил о том, что сегодня существуют и рентгеновская диагностика, и антибиотики, и прививки от полиомиелита, и пересадка органов, и все другие достижения медицинской науки, благодаря которым сегодня многие ранее смертельные болезни стали излечимыми. Вспомнил, что ранняя инструментальная диагностика    самого    распространенного онкологического недуга - рака желудка - повышает шансы больного на пятилетнюю выживаемость в десятки раз. Все эти методики, диагностические и лечебные, навсегда изменившие наше представление о возможностях практической медицины, являются как раз теми самыми «новомодными технологиями», без которых земский врач в своей работе обходился, со всеми вытекающими отсюда последствиями в смысле эффективности лечения. Доктор Альберт Швейцер в джунглях Габона отказался от предложенного принцем Ренье рентгеновского кабинета, попросив прислать медикаментов и перевязочных материалов на те же деньги. После того, как я один раз над этим серьезно подумал, я пришел к выводу, что "земская" и современная клиническая медицина - это просто две разные сферы деятельности. Земская практика, что у нас в чеховские и тургеневские времена, что у доктора Швейцера в джунглях Габона, - это фельдшерский уровень медобслужива-ния, действительно необходимый, жизненно важный, спасающий человеческие жизни. Но клиническая медицина - это, братцы, о другом. Это о тех самых «новомодных технологиях», в отношении которых - «кто не знает — тот отдыхает», как гласит один популярный рекламный лозунг.
То же самое относится к Интернету и компьютерам, к их активному использованию в процессе обучения и преподавания. Разумеется, заметная часть преподавательского состава (особенно по нашу сторону Атлантики) станет уверять нас, что никакой компьютер и никакой e-mail не заменит прямого общения между учителем и учеником, освященных тысячелетиями традиций передачи знаний из уст в уста, что все эти новомодные технологии застят высшие ценности академического процесса. Недавно в одной московской академии прокатили диссертанта, который использовал архивные источники, доступные ему через Интернет. Оппоненты дружно заявили, что сетевые источники недостоверны и что недопустима никакая «подмена» живой архивной работы исследователя с физическими оригиналами документов, ибо именно в этой "живой" работе состоит основная научная и академическая ценность проведенного исследования. Работу с микрофильмом как пригодный академический метод эти оппоненты уже, вероятно, признают, но их предшественники 30-50 лет назад точно так же, вероятно, встречали в штыки и это новшество. Полемика о том, можно ли считать размещенные в Интернете архивы достоверным академическим источником, ведется сегодня в отечественных научных кругах с впечатляющим размахом и пафосом. Я, честно говоря, не понимаю, о чем тут можно спорить. Если Библиотека конгресса выложила на свой сервер электронную версию хранящихся там документов, то она же, Библиотека конгресса, выступает гарантом подлинности этих экспонатов. Можно, конечно, не доверять библиотеке и подозревать ее штат или руководство в преднамеренной фальсификации архивных материалов. Но если исходить из такого подозрения, то непонятно, что мешает нам заподозрить ту же библиотеку в фальсификации физических документов, хранящихся в ее архивах? Вроде бы в ее читальном зале у посетителей нет возможности проводить химическую, спектроскопическую или радиологическую экспертизу подлинности исследуемых материалов. Если строить академическое исследование на параноидальных основаниях, то под сомнение можно поставить ценность любых информационных источников. Если же исключить теорию глобального информационного заговора, то возникшую в последние годы возможность доступа к удаленным источникам и архивам через Интернет можно лишь приветствовать и активно использовать.
Интернет как средство обучения и преподавания неизбежно должен натолкнуться на оппозицию со стороны наиболее консервативных, косных и отсталых представителей академического истеблишмента. Однако у современной науки есть своя логика и свои законы развития. Консерватизм не может победить ни в глобальном масштабе, ни даже в отдельно взятых академических структурах, где идеология сегодняшних ретроградов обречена с той же исторической неизбежностью, с какой система образования преодолела все вековые предрассудки их предшественников.