Победители демонов (часть 1)

Магия, религия и особая практика врачевания тесно сплелись в этих древних обрядах, к которым ныне с интересом присматривается научный мир
Дождь, дождь, дождь. Склоны гор словно стекают вниз. Рядом с нами, вскипая седой пеной, несется река Бхоте-Коси. К ней жмется дорога из Катманду на Лхасу; трясясь в дряхлом автобусе, мы уже не вспоминаем, что садились в него с намерением разглядеть каждую гору, не упустить ни одного вида. Саун - траурное время, время без богов. В этот месяц (конец июля-начало августа по нашему календарю) боги уходят в отпуск. Они удаляются для медитаций в подземный мир, в царство змей, оставляя людей беззащитными и беспомощными. У нас говорят: сон разума рождает чудовищ. На это гималаец лишь покачает головой: какая бессмыслица! Сон богов - вот что порождает демонов несчастья, болезни, смерти.
Но через шесть дней боги пробуждаются, и тогда гималайцы празднуют их возвращение. К этому дню мы как раз и доберемся до горы Калинчок, где праздник будет справляться особенно пышно. На узкой плоской вершине, на высоте 3800 метров, каждый год в полнолуние собираются десятки шаманов, чтобы принести цветы великому богу Шиве, а Май, богине горы, - жертвенных животных и заново набраться шаманской силы.
Кто такой шаман? Он не священник, хотя и общается с богами. Не врач, хотя и лечит. Знание практической медицины само по себе шаманом не делает. Шаман - это крестьянин или поденщик, которого зовут, когда у кого-нибудь случается несчастье. Он выясняет, не замешан ли тут какой-нибудь демон. Если нет, то отправляет больного к врачу. Если да - шаман погружается в транс. Погрузиться в транс -значит, подчинившись ритму шаманского барабана, перенестись в область богов, духов и демонов.
Транс не имеет ничего общего с западными представлениями о странствии духа в поисках своего «я». Европейские профессора, пляшущие под бой шаманского барабана и пытающиеся таким путем самореализоваться, - это нелепое недоразумение.
Шаманизм - не профессия, а призвание в буквальном смысле: человек становится шаманом по призыву божества, духа. Только после этого он может пройти обучение у опытных шаманов. Его долг - помогать всей деревне. Oн должен являться по первому зову, до поздней ночи стучать в барабан, прогоняя болезнь, и все это — за мешочек риса или пару рупий. Часто шаман нищенски беден.
Как ни велика роль религии в жизни непальца, в выборе целителя он вполне практичен. Врач, шаман или лама - выбор зачастую определяется кошельком. В глазах односельчан шаман - обладатель пропуска в мир духов, лазутчик и посол, которого люди отправляют за невидимую границу, дабы выяснить, что за злой дух не дает им покоя и что можно сделать, чтобы прогнать или умилостивить его. Ведь всякому ясно, что причину несчастий следует искать там. Шаманизм - явление, которое встречается сейчас только в глухих уголках земли. В Южной и Центральной Америке, Африке, Австралии и чаще всего - в Азии. Но нигде он не сохранил такого архаичного облика и столь важной роли в повседневной жизни, как в горах Непала. Если шаман - это персонаж из пещерного прошлого человечества, то сейчас эта пещера находится в Гималаях.
Пеший маршрут начинается для нас с Барабисе. Это захолустный городишко в узкой долине бурной реки, сплошной ряд убогих лавчонок, набитых китайским ширпотребом. Под проливным дождем наши носильщики укладывают в корзины палатки, запасную одежду, провизию.
Протиснувшись в узкую щель между двумя домами, мы начинаем восхождение. Обливаясь потом под плащами, поднимаемся все выше и выше, сквозь теплый дождь и молодой рис. Навстречу попадаются крестьяне, большей частью босиком; женщины и дети несут в Барабисе корзины с фруктами. Домишки с крошечными дворами, террасы полей по склонам, козы, водяные буйволы, конопля высотой с дерево.
Впереди меня идет, тяжело дыша, человек в бейсбольной кепке, ядовито-зеленых шортах, над которыми раскачивается длинная, по пояс, мала - четки из 108 деревянных зерен. Эксцентричный американский турист? Ничего подобного: это Индра Гурунг, шаман. Мы встретили его неделю назад в Катманду. Рядом с ним была женщина в цветастом платье и с ридикюлем - его жена Майле, тоже шаманка.
Индра родом из глухой горной деревни в Западном Непале, его жена Майле - из такой же деревни в Восточном. В десятилетнем возрасте они оба стали сильными, известными янкри - так в Непале зовут шаманов. В восемнадцать лет они оба попытались сбежать от своей профессии и нищенского существования. Индра поступил на службу в полицию. И спокойно работал, пока не встретился с полицейским из своей деревни: тот во всеуслышание назвал его янкри, и его начальник воскликнул: «Янкри у меня в отряде? Слушай, Гурунг, с моей женой что-то неладно». И все пошло так же, как деревне. Тот, кто стал шаманом, остается им всю жизнь. Теперь Индра и Майле практикуют в Катманду.
Днем они отвечали на наши вопросы, ночью разрешали участвовать в ритуалах, но с одним условием: «Мы вам рассказываем то, чего еще никому не говорили, но наши мантры остаются тайной». Мантрами не поделится ни один шаман. Они составляют суть его магических знаний. Самые сильные мантры, по словам Индры, ныне утеряны — мантры, с помощью которых вызывают дождь, летают на деревянном кинжале, сражаются с богами. «Ман» на санскрите означает «думать, замышлять». Суффикс «тра» имеет значение «инструмент, орудие». Вместе выходит — «орудие мысли», действенная магическая формула.
Смеркается. Шерпы устраивают наш первый ночной привал - рядом с храмом Шивы и в тысяче метров над Барабисе.
Для индуистов Шива - верховное, многоликое божество с 1008 именами: то возбужденное, то аскетически отрешенное, то медитирующее на гималайских вершинах, то милостиво исцеляющее, то одурманенное коноплей. Он - тот, кто своим космическим танцем создает и уничтожает новые миры, и тот, кто отрешенно наблюдает за собственным танцем.
Для шаманов Шива - первошаман. Индра утверждает, что шаманы знали этого бога задолго до того, как появились брахманы - в каменном веке. Шаманизм значительно старше, чем высшие религии, возникшие вместе с оседлостью и городами и поставившие между простым человеком и богом теологию и жрецов. Шаманизм - магическая практика из мира охотников и кочевников, из времен тотемизма. Это — непосредственная близость в отношениях людей и богов. Высоко над Катманду расположен храмовый комплекс с гигантской ступой Сваямбунат. В ее тени стоит бог Шива в своем страшном обличье.
Его украшает древняя, жуткая цепь из человеческих черепов, которые символизируют головы убитых демонов. В левой руке он держит чашу из человеческого черепа, капалу, в правой - ритуальное оружие, картику. Он скликает демонов, убивает их и пьет из чаши кровь, чтобы овладеть их знанием: демоны не только коварны, но обычно и хорошо информированы. Под ногами Шивы распростерт поверженный демон в человеческом облике. Пляска четверорукого бога, создающая и уничтожающая миры, - это пляска на костях демонов, низвергающая их в ад. То же самое делает и его ученик, шаман, во время транса. При исцелении речь идет всегда о том, чтобы изгнать виновного демона.
Шаман может быть индуистом или буддистом, но, когда солнце заходит и он берется за барабан, это уже не имеет никакого значения. Индра считает себя буддистом.
На дороге стоит жертвенное блюдо, в нем - символы жизни: рис, мята, маис - и четыре цветка амаранта, знаки четырех сторон света. Маленький глиняный конус символизирует мировую ось, мировую гору Меру. Вся шаманская космология умещается в одной чаше. Прошлой ночью она служила алтарем янкри, и по завершении ритуала ее вынесли из дома. Через несколько минут мы встречаем крестьянку, которую исцелял шаман. Ей уже лучше, но несколько дней еще придется потерпеть. Лишь тогда, как говорит опыт, действие ритуала проявится полностью.
Лечивший ее шаман появится перед нами немного спустя — в деревушке Картхали: жилистый человек в грязных шортах и заношенной рубашке. Свою тупи, заплетенную в косу длинную, по пояс, прядь, - знак связи с длиннокудрым Шивой - он закрутил вокруг головы.
Шаман Тей Бахадур Йонйон живет той самой жизнью, от которой Майле и Индра сбежали в Катманду. Если его зовут к пациенту в отдаленную деревню, он должен нанять поденщиков, чтобы они вместо него вышли в поле. А возвращается домой, заработав лишь сумку риса.
Йонйон приглашает нас на обряд исцеления, который начнется после заката.
Отдых в гостинице шерпов в Картхали. Она стоит прямо у дороги. Здесь мы встретили Мингмара. Ему около 55 лет, точно он не знает. Он, как и наши носильщики, шерпа. Это народ, родственный тибетцам, у них и мимика тибетская. Если Мингмар хочет выказать свое почтение, он высовывает язык. Он очень вежливый человек.
Как почтительно все перед ним склоняются! Говорит он кратко, энергично, хрипло, решительно. Нам объясняют, что он - самый сильный, самый уважаемый шаман всего региона Калинчок. В гостинице за чашей густого, терпкого пива, чханга, он рассказывает нам, что с ним случилось всего десять минут назад. «Большая змея лежала у нас на дороге. Я разозлился. Выхватил нож, хотел отрубить ей голову. А потом я подумал: погоди, это что-то значит. Ведь змея - мой учитель. Я попросил у нее прощения. Но она все равно не освободила дорогу. Пришлось обойти ее с хвоста».
Мингмар смотрит на нас задумчиво. Год за годом он восходил на Калинчок. Но в этот раз собрался на второстепенный праздник у озера Дудх-Кунда. И вот змея подала ему знак. А теперь он встретил нас. «Вы приехали издалека, чтобы узнать, что делаем мы, шаманы. Он решает присоединиться к нашему отряду - пойти на встречу с богиней Май.
Ночь наступает быстро. Дом Йонйона сложен из неотесанных каменных плит и пропитан запахами коз, ладана и пота. В глиняном полу углубление — там тлеет огонь, бросая неровный свет на лица собравшихся. Их не меньше сорока. Мужчины, женщины, дети сидят на корточках, стоят, толпятся в
душном помещении вокруг огня, вокруг Ионйона и второго шамана, Данашинга Таманга, вокруг украшенного ветвями жасмина алтаря.
Этой ночью речь идет не о мигрени или любовной тоске, а о жизни и смерти. Случай серьезный: паралич ног. Пациента принес на себе его родственник. В больнице Катманду помочь ему не сумели.
Начинается драма в двух актах. Путешествие в трансе и исцеление. В нашей терминологии: диагноз и терапия. Йонйон сменил шорты и рубашку на одежду шамана и размотал свою тупи - косу. Он медленно бьет по барабану и произносит призывные мантры. Йонйон просит своих божественных помощников допустить его в их мир. «Возьмите меня. Войдите в меня. Оседлайте меня».
Его лицо потемнело. Этот феномен мы почти каждую ночь уже наблюдали в Катманду у Индры и Майле: преображение всего существа. Едва успев облачиться в ритуальные одежды, шаман впал в дрожь. Сидя на полу, он начинает барабанить, дрожь усиливается, охватывает все тело. Йонйон закрывает глаза и глубоко дышит.
Ритм меняется. Шаман колотит по ветхому, за тысячи магических путешествий измятому барабану. «Хош! Хош!» Он проносится сквозь врата сознания. Барабан затихает. Он уже там. Он путешествует. Лицо Йонйона совершенно переменилось. На лбу выступила жила, толстая, как проволока. Только что он был здесь, и вот - путешествует по миру, лишь отблески которого мы, наблюдатели, видим у него на лице. Глаза то застывают, то смотрят вверх, вниз, по сторонам: всадник, прокладывающий путь сквозь дебри.
Я стараюсь не упустить ни одной детали, но мне не понять происходящего. Я мог бы сказать: это просто знахарство плюс шарлатанство. Но это было бы с моей стороны нечестной уловкой. Я признаю: у меня на глазах происходит что-то древнее. Я вижу то же самое, что видели люди тысячи лет назад. Но для меня недоступно то, что видит сейчас Ионйон.
Ритм снова меняется. Шаман произносит мантру путешествия. Она охраняет и направляет епэв дороге - карта мира духов. Ионйон просит у существ, которых встречает, совета, как помочь больному. Кто-то стирает пот у Йонйона со лба. Он этого не замечает. Ненадолго он выходит из транса. Ему подают куриное яйцо, он его заговаривает, пациент следит за ним как зачарованный. Яйцо должно возвестить его судьбу—жизнь или смерть. Оно играет главную роль при «йокхане» — определении диагноза.
Шаманы знают два метода диагностики: «тхаро йокхана» и «гуру йокхана». Тхаро протекает быстро, без транса: проверка пульса, счет рисовых зерен, черное зеркало. Ничего общего с западной медициной, даже в измерении пульса. Кончиком пальца шаман прощупывает сгиб руки и шепчет имена злых духов: Бхута, Парета, Чхеда, Бхеда, Мари Мазана. Он ждет еле заметного импульса, который сообщит ему, кто же из них виновник. Гуру йокхана глубже, труднее. Шаман обращается к своему гуру: «Здесь есть человек, с душой которого я отправлюсь в другой мир. Что с ним? Он умирает? Могу ли я его вылечить? Как? Скажи мне правду». Беда в том, как объясняет Индра, что боги и духи правду не всегда знают. Подчас шаману приходится совершать путешествие и дважды и трижды, и все время задавать вопросы, порой - всю ночь подряд. Лишь получив везде один и тот же ответ, он может вернуться. Затем он спрашивает душу пациента, которая, как пассажирка, тоже путешествовала с шаманом, что сказали духи.
Если все это не помогает, шаман обращается к последнему средству: впав в транс, он превращается в дикого зверя. Он обнюхивает больного, как тигр, как дикий кабан, чтобы учуять болезнь... Ионйон вернулся. Приносят курицу. В руках у мальчика она спокойно ожидает своей участи, иногда, приободрившись, клюет зерна. Голова и ноги у нее окрашены красной краской. Ионйон произносит мантры. Данашинг берет курицу за ноги и танцует с ней вокруг больного. Он гладит его курицей, чтобы она забрала в себя его болезни, кричит на злых духов - «вон! вон!» - и танцует все быстрее. Курица изо всех сил кудахчет. Некоторые мальчики смеются. Две пожилые женщины сидят неподвижно и разинув рот смотрят на танец. Священный ужас перед силами, созванными в эту хижину, отражается на их лицах. Курицу поливают водой до тех пор, пока она не начинает дрожать. Эта дрожь воспринимается как сигнал готовности.
Курицу забирает мальчик с кривым ножом. Ее распластывают на земле, несколько ударов ножом. Голова отлетает. Помощник разбивает яйцо и передает его Йонйону. Он рассматривает желток, остальные - тоже. Нет ли пятна? По нему шаман узнает болезнь. По толпе проходит ропот: «Пять пятен!». Такого раньше не видели. Случай действительно очень серьезный. Все же Ионйон думает, что помочь можно. «Но потребуется время».
Еще за то время, что мы оставались в Непале, больному стало лучше. Через месяц он напишет: «Я чувствую себя хорошо и молюсь за вас богу Пашупати. Я истратил тысячи рупий, чтобы вылечиться, но у врачей ничего не получилось». И еще через несколько месяцев: «Теперь я окончательно вылечился. Я так вам благодарен. Мне подарили новую жизнь. Я снова могу ходить по земле».
Ритуалы, барабаны, благословения, долгое прощание с Картхали. Двое местных шаманов отправляются с нами по «легкой дороге», наш караван растет. «Легкая дорога» - это едва различимая тропа в заболоченных горных лугах, чавкающая под ногами жижа. И со всех сторон - вода. Под ливнем - вверх по ручью.
Видимость почти нулевая. Воздух становится все более разреженным, дышать тяжелее. Четвертый день. Если мы хотим послезавтра быть на вершине, надо поторопиться. Наши шерпы скачут по скользким кручам, как горные козы, большей частью босиком, у каждого на спине - центнер поклажи.
Около полудня - привал на высоте трех тысяч метров, рядом с гумпой - буддистским монастырем. Разом обрушивается усталость, накопленная за шесть часов крутого восхождения. Последние, зыбкие впечатления: молитвенные флаги, лица. А затем... Теряющаяся в облаках гумпа и площадка под навесом превращаются в комнату моего детства, усталость - в простудный жар, голоса шерпов, готовящих еду, - в родные, полузабытые звуки с родительской кухни.
Кто-то садится рядом со мной. Мингмар - морщинистый, глубоко дышащий, бормочущий мантры. Его рука с зажженной палочкой фимиама бродит надо мной, словно отгоняя что-то. Потом он исчезает. И на его месте оказывается другая фигура - в той же позе, но крупнее, чем он. Черный, безликий силуэт, расплывчатый, точно за матовым стеклом.
И снова Мингмар: «Пусть полежит два часа, и все будет хорошо». Через час я встаю. Радостные, внимательные взгляды. «Здоров?» Здоров. И мы идем дальше. Дождь, крутой подъем, разреженный воздух - все как прежде, но галлюцинации уже не повторяются. Мингмар идет впереди меня. То и дело оборачивается. На очередном привале я рассказываю о черной фигуре. Он молчит, качает головой, высовывает по-тибетски язык. Я настаиваю: «Что это было? Смерть?». Шаман довольно выставляет в мою сторону большой палец. «Он его видел». Кого, Мингмар? «Гуру Ринпоче». Шиву? Он улыбается, кивает. Привал окончен. Мингмар быстрым шагом удаляется от нас. Он хочет опередить и встретить нас в Пхатанге, в своей уединенной хижине.

Продолжение - читать.