Посередине мира

Город был маленьким, но гордым. И люди в нем жили гордые. Городу была обещана вечная слава, и горожане твердо на нее рассчитывали. Только не знали, что принесет эту славу,— стихи Максима, картины Юлия или воинский талант молодого Камилла. На Везувий жители Помпеи не рассчитывали.

На юго-западной оконечности полуострова Крыма выдается в море совсем маленький полуостров, даже полуостровок, площадью меньше чем в половину квадратного километра. Зелено-серая трава, сухая, даже если только что прошел дождь. Кое-где — купы невысоких деревьев. Ближе к берегу — желтоватые невысокие стены из прямоугольных камней, остовы давно отживших домов: они стоят вдоль выложенных камнем улиц; кое-где пытаются по давней привычке тянуться к небу ослепительно белые колонны, когда-то — гордость торжественных храмов.
Двадцать четыре столетия назад сюда долетели брызги той живой волны, на которой поднялась великая древнегреческая культура. С остроносых кораблей под цветными парусами сошли на берег переселенцы из города, лежавшего на другой, южной стороне Черного моря. А тот город основали выходцы из самой Греции, соединив в его названии имена своего покровителя Геракла и моря, Понта; получилось — Гераклея Понтийская. Что-то, видно, случилось в той Гераклее. Бурно жили греческие города-полисы, недаром от слова «полис» ведет свое происхождение наше слово «политика». Одна политическая партия победила, по-видимому, другую; потерпевшим поражение пришлось искать себе новое место для поселения. А впрочем, греки умели и при мирных обстоятельствах покидать один родной город, чтобы основать другой, такой же родной.
На новом месте недавние гераклейцы не стали лукаво мудрствовать с названием; высадились они на полуострове и назвали новую родину просто Полуостровом — с большой буквы. Вот оно, значение слова Херсонес. А чтобы отличить новый крымский полис от его тезок в других землях, прибавили к названию географический эпитет: Таврический. Сделали свое поселение двойным тезкой самого Крымского полуострова, который для них тоже был Херсонесом Таврическим.
«Отец истории» Геродот в том же, V веке до новой эры, сказал о своих соотечественниках,   что  они   обсели   берега   Черного   моря, как лягушки лужу. Сколько их было когда-то по берегам Черного, Мраморного, Эгейского, Средиземного, Адриатического морей, древнегреческих городов! Сотни и сотни. Многие славнее и богаче нашего Херсонеса, могущественнее и тароватее его. В том же Крыму Пантикапей-Боспор (на месте нынешней Керчи) был много сильнее и даже гнул порою под свою пяту дальнего соседа. А из Ольвии в устье Днепра значительно больше везли хлеба в щедрые и властные Афины, и ольвийские греки, верно, заносились двадцать веков назад перед херсонесцами, менее удачно выбравшими место для житья и торговли.
Но пришла пора Великого переселения народов, и «варварские» волны во II—III веках новой эры в череде нашествий сокрушили почти все греческие города Северного Причерноморья. Мало того, пришедшие с Балтики готы, захватив вместе с Боспором и его флот, явились на этих кораблях в саму Грецию — и запылали великие Афины.
А вот Херсонес уцелел. Похоже, пути к нему вели не самые удобные для завоевателей, а главное, граждане его умели вовремя договариваться с соседями и удачно находить себе сильных покровителей. И еще везло, наверное, херсонесцам.
И город продолжает жить среди тысячи бедствий; он вовремя подчинился на рубеже новой эры Риму, приняв гарнизон из легионеров, позже стал форпостом Византийской державы на ее севере, еще много позже — частью отколовшейся от Византии крошечной Трапезундской империи ( ее столица лежала в южном Причерноморье, неподалеку от матери-Гераклеи).
Греческий город стал греко-римским, потом византийским, языческий город — православным; столетия служил он связующим звеном между Киевом и Константинополем. Здесь, по одной из летописных версий, крестился князь Владимир, ставший в былинах Владимиром Красно Солнышко,— крестился после того, как штурмом взял Херсонес, звавшийся уже Херсоном (а в русских летописях — Корсунью). Это  —   первый   достоверно   известный   случай, когда Херсонес был «взят на щит», хотя к его стенам приходили с оружием тавры и скифы, сарматы и готы, аланы и хазары, печенеги и половцы... Да кто только не приходил! Не раз приходилось горожанам то отбиваться, то, смиряя гордость, платить дань и признавать особые права очередной набравшей силу державы. Пережив времена древнегреческой славы, как и славы Рима, город погиб почти одновременно с Византией, в XV веке.
Все-таки погиб... Почему? Видимо, дело не только в страшном погроме, учиненном здесь в 1399 году войсками хромого «потрясателя вселенной», железного Тимура. Решающий удар нанесли древнему городу не враги, которых он столько перевидел на своем веку, а непобедимые законы экономики. Сдвинулись главные торговые пути; в позднем средневековье они стали обходить стороной юго-западный угол Крыма. Место Византии заняла Османская империя, в Крыму утвердились ханы, вассалы ее, — и путь «из варяг в греки» оказался оборванным. По другим дорогам пошли караваны, от иных портов отплывали тяжелогруженые корабли. И обожженному Херсону уже неоткуда было взять силы, чтобы вновь подняться на ноги.
Где только не слышали о Херсонесе-Херсоне прежде! Великие греческие и римские географы, арабские путешественники, византийские императоры и русские летописцы не обходили его вниманием в своих книгах, свитках, перга-ментах. А вот уже в XIII веке сюда не заглянули, хоть и побывали в Крыму, генуэзцы из семьи Поло, ни отец, ни дяди знаменитого Марко,— незачем, видно было.
Везувий обратил в памятник засыпанную его пеплом Помпею. Памятником самому себе, городом-музеем стал бельгийский Брюгге, когда от него вместе с отступившим морем ушла и торговля. Давно потухли крымские вулканы, и море не покинуло своего прежнего любимца, но Херсонес тоже умер. Песок безнаказанно засыпал руины храмов, монетного двора, трава и  деревья  надолго  укрыли  улицы  и  площади.
В XIX столетии наступило время раскопок на землях, лежавших теперь на глухой окраине Севастополя. Полтора века — сто пятьдесят лет! — работают здесь археологи. По крайней мере десять гектаров территории Херсонеса они уже раскопали, снова позволив древним зданиям увидеть небо.
Десять гектаров — много это или мало? Пожалуй, мало, потому что вскрыта пока только треть города. И очень много — ведь в нашей стране, с ее грандиозным размахом археологических исследований, Херсонес держит первенство  по  освоенной   исследователями   площади.
Всю свою живую историю был Херсонес не более чем одним из многих: рядовым древнегреческим полисом, обычным периферийным городом Римской империи, средним окраинным городком Византийской державы.
А через полтыщи лет после гибели он вдруг оказался единственным в своем роде: ни один древнегреческий и ни один византийский город не известен сегодня историкам с такой степенью полноты и в таких деталях, как Херсонес Таврический. Одни из его возможных соперников слишком рано погибли; другие живут до сих пор, но в промышленных Афинах, Измире или Керчи не слишком-то развернешься с раскопками, новые кварталы часто закрывают доступ к погребенным под ними старым, и много ли осталось от этих старых в пору строительно-промышленной горячки последних столетий. Особенно ценно в этой ситуации, что единственный сегодня Херсонес был, повторим, одним из многих и становится теперь для историков представителем и тех, кого пережил, и тех, кто пережил его, отвечает ученым на вопросы, касающиеся не его одного, говорит с нами от имени многих десятков провинциальных городов греческого мира, римской периферии и Византии. На протяжении двадцати веков к Полуострову сходились бесчисленные нити торговых, культурных, военных и политических связей из Греции и Италии, Малой Азии и Ирана, Кавказа и Восточной Европы, с Балкан и из Скандинавии. (Двадцать веков! Рим, между прочим, был много моложе, когда его впервые удостоили прозвища Вечный город.)
События, происходившие на расстоянии в десятки, сотни, а то и тысячи километров, многообразно сказывались на жизни Херсонеса. По приказу византийского императора Юстиниана везли сюда в VI веке новой эры с островов в Мраморном море мраморные колонны для храмов; в херсонесской земле находят монеты и вещи из земель, лежащих между Пиренейским полуостровом и Каспийским морем; а в Киеве, например, раскопано бесчисленное множество черепков от амфор — глиняной тары из-под оливкового масла и вина, привозили же на Русь эти амфоры главным образом из Херсона. В Херсон—Херсонес порою ссылали римские, потом византийские императоры впавших в немилость римских пап — пока еще в силах были распоряжаться их участью. Через Херсонес заглядывала империя на таинственный и опасный север, откуда приходили на ее территорию славяне, авары, половцы, и император Византии Константин Багрянородный в X веке в своих записках поучительно посвящает сына и наследника в обстоятельства, делающие Херсон столь важным стратегическим пунктом для империи.
А город был, наверное, веселым и шумным; крепко пахло здесь рыбой, соленой, копченой, вяленой; почти при каждом доме устроены хранилища для нее, и явно не только для своего личного потребления — какая же семья, пусть и вместе с домашними рабами, могла съесть несколько тонн соленой рыбы в год? Соль, кстати, тут же, под боком. А еще вывозил город хлеб и вино; то и другое получали херсонесцы с принадлежащих городу окрестных земель. Древнегреческие горожане в большинстве были и земледельцами, только на ремесле и транзитной торговле они не смогли бы прокормиться.
В Херсонесе, конечно же, были свои художники, поэты, ученые. Вот стихотворная эпитафия юноше Ксанфу:
В   битве   за   родину   был   он   завистливым
сгублен Ареем, Сирым родителям слёз  горький оставивши
дар. О, если больше Плутону, чем вам, достаются
на радость дети, Зачем вы в родах мучитесь, жены,  тогда?
Мы знаем, что жил в городе и по крайней мере один признанный ученый-историк, звали его Сириек, сын Гераклида, золотым венком увенчал его город, чью историю он написал «правдиво и согласно достоинству народа и государства».