Ярославский град Китеж

Когда пробьет последний час природы, Состав частей разрушится земных: Все зримое опять покроют воды И Божий лик изобразится в них. Ф. И. Тютчев
Время бросать - время собирать камни. Эта оессмертная библейская метафора уже окончательно вошла в нашу повседневную жизнь. На пустырях беспамятства гуляют только ветер да разор и растут лишь бурьян да осот. Только сегодня в обстановке демократии и гласности, когда нам возвращаются незаслуженно забытые имена и творения, памятники культуры и быта наших далеких предков, неизвестные ранее события и факты прошлого, начинает ныть отрезанная и позабытая совесть, спадает пелена, опутывавшая память, рассеивается обман, просыпается чувство гражданина и душевная боль за то, что с нами стало.
Так, еще несколько лет назад даже на самой земле Ярославской, частью которой была старинная Молога, мало кто знал о существовании когда-то этого города. Долгие годы и десятилетия зловещий заговор молчания стоял над Молотой, и сама мологская тема была «запретной зоной». За весь почти 70-летний период советской власти о Мологе не было сказано ни одного слова, даже в пору мологского лихолетья, когда это слово так требовалось людям. Наоборот, именно в эти годы словно каленым железом стали выжигать Мологу из памяти народной. Уже одно упоминание о ней вызывало раздражение «верхов», ибо бросало тень на воспетые в песнях «великие сталинские стройки», а быть может, могло заставить человека задуматься над происходящим, что-то сравнивать, сопоставлять или анализировать. Надо было напрочь забыть Мологу, а потому до поры до времени молчали и о развернувшемся в середине 30-х годов строительстве Рыбинского гидроузла.
А между тем Молога наперекор всему, словно бросая вызов, и по сей день напоминает о себе, показываясь из воды. Это случается жарким засушливым летом, когда уровень водохранилища ощутимо понижается, и на поверхность рыбинского «моря» всплывает бывший город, а с борта проходящего теплохода в бинокль можно видеть унылую и пустынную полоску земли, заросшую бурьяном и крапивой, большие груды битых кирпичей, оставшихся от разрушенных мологских храмов, да стаи парящих над нею неугомонных чаек. Наверное, здесь есть что-то общее со сказочным градом Китежем. Поэтому так поэтично, тепло и грустно называют сегодняшние мологжане свою «малую родину» - «Ярославский град Китеж». Они-то всегда хранили и хранят память о родном городе, передавая ее из поколения в поколение. Эта память вот уже много лет собирает их в Рыбинск во вторую субботу августа на свои земтяческие встречи, ставшие уже давно традиционными. Проведя несколько часов в кругу друзей, знакомых и незнакомых земляков, ставших за эти короткие часы тоже друзьями, как будто ощущаешь тепло родной земли, словно вновь прикоснулся к ней на мгновенье.
В 1991 году, когда исполнится 50 лет кошмарному водяному плену Мологи, мологжане соберутся на свою 20-ю ежегодную земляческую встречу. Этот день будет приходиться на 10 августа и по предложению мологжан и общественности войдет в календарь памятных дат Ярославского края, как День памяти Мологи.
Время молчать - время говорить. Время вернуть людям память о Мологе - частице нашего Отечества. «Ярославском граде Китеже».
История Мологи уходит своими корнями в глубокую древность. Скоро ей могло бы быть уже 850 лет. Еще совсем недавно, в середине 30-х годов. Молога была широко известна далеко за пределами ярославского края. Сказочная первозданная природа, сухой здоровый климат, необозримые золотые пляжи, протянувшиеся на много километров вдоль левого берега Волги и Мологи. чистая прозрачная вода этих рек. аромат свежего сена, разносившийся по всему городу в пору сенокоса, привлекали сюда всегда многочисленных столичных дачников. Старожилы рассказывают, что в летнюю пору в Мологе бывали на отдыхе В. И. Качалов, М. М. Тарханов. В. Л. Ершов. Иногда вместе с мологскими театралами-любителями они ставили пьесы А. Н. Островского. А. П. Чехова. Г. Гауптмана.
В старых письменных источниках Молога с прилегающими к ней обширными территориями именовалась «Мологской страной», принадлежавшей князьям из рода Рюриков. В летописях она впервые упоминается в 1149 году, но пока еще как река, хотя историки считают, что к этому времени на месте будущего города уже существовало поселение. Упоминание Мологи в летописи связано с одной из многочисленных княжеских междоусобиц, раздиравших когда-то Киевскую Русь. Не выдержав постоянных потрясений, она распалась на ряд отдельных княжеств. Одним из наиболее сильных было Ростово-Суздальское, где княжил тогда сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий. Киевский же престол занимал внук Мономаха Изяслав. Видя усиление Ростово-Суздальского княжества и не желая этого допустить, он ранней весной 1149 года вступил в пределы Ростовской земли, опустошив Ярославль, Углич и все селения вплоть до устья Мологи. Однако здесь Изяслава застал сильный разлив рек, и он был вынужден, закончив войну, возвратиться в Киев.
Следующее упоминание о Мологе в летописях относится к 1207 году, когда в Северной Руси последовало новое разделение на уделы и образовались два самостоятельных княжества: Ростовское и Ярославское. Молога вошла в состав Ростовского княжества, но впоследствии, в 1218 году была отдана Ярославлю и с тех нор стала частью его княжества. Примерно 20 лет здесь было спокойно, а потом именно мологская земля явилась ареной кровопролитной битвы на реке Сить 4 марта 1238 года.
В составе Ярославского княжества Молога состояла до 1321 года, а после смерти ярославского князя Давида Федоровича княжество было разделено между его сыновьями. Удел по реке Мологе получил Михаил, где и построил город для своего местопребывания. Потомки Михаила владели Молотой с принадлежащими ей землями вплоть до 1471 года, когда они совместно с другими ярославскими князьями поступили на службу к Великому князю Московскому Ивану III, и Мологское княжество вошло в состав Русского централизованного государства.
После того, как Мологские княжества вошли в состав Московского государства, здесь более 300 лет не было никаких знаменательных событий.
С последней четверти XVIII века начинается новая страница в истории Мологи: 3 августа 1777 года по Указу Екатерины II Сенату посад Молога, поставлявший рыбу к царскому столу, переименовывается в город. Тогда в Мологе было 418 дворов, 20 лавок и 2109 жителей. В следующем году Молога получает свой герб, являющийся сегодня памятником старины и культуры. Он не только был очень красив, но имел богатое содержание. Описание герба гласило: «В щите, серебряная, треть оного щита часть, содержит герб Ярославский, в двух же частях того щита показано в лазоревом поле часть земляного валу, отделанного серебряною каймой или белым камнем». Герб Мологи - живая история города. «Земляной вал», как и упоминающиеся в старых книгах деревянная крепость и ров,- это комплекс старинных оборонительных сооружений. А Молога не раз на своем веку подвергалась набегам иноземцев и, конечно, должна была заботиться о своей безопасности. Не случайно и упоминание о «белом камне», которым был отделан «земляной вал». В окрестностях Мологи было много громадных валунов, нанесенных сюда еще в ледниковый период, а в обнажениях берегов выступали окаменелости аммонитов и белемнитов. Возможно они и использовались при строительстве «земляного вала». В гербе Мологи находит свое выражение и географическая особенность здешней местности: город стоял при слиянии Волги и Мологи, чем и объясняется преобладание в цветовой окраске герба лазоревого (голубого) цвета, обрамляющего «земляной вал». Что же касается медведя, выходящего из-за «земляного вала», то он обозначает принадлежность города ярославскому наместничеству.
После присвоения Мологе ранга уездного города значение и известность ее, конечно, возросли, однако в экономическом отношении существенных изменений не произошло.
6 июня 1798 года Мологе случилось принимать у себя Павла I, возвращавшегося из Казани в Петербург. Этот визит подробно описан ярославским поэтом-демократом, историком и архивистом Л. Н. Трефолевым в его очерке «Путешествие императора Павла I по Ярославской губернии».
В 1811 году открылась «Тихвинская водная система», соединившая Рыбинск с Петербургом через ряд небольших речек и озер, зашлюзованных и соединенных между собою каналами. В это время Молога становится довольно бойким торговым городом, но с консервацией водной системы жизнь Мологи снова пришла в свое обычное русло.
Как и в любом городе, в Мологе устраивались ярмарки: Афанасьевская (17 и 18 января) , Средокрестная (в среду и четверг великого поста) и Ильинская - 20 июля. Каких только товаров не привозили тогда в Мологу! Подводы заполняли не только огромную базарную площадь, но и все прилегающие к ней улицы. Кроме ярмарок каждую субботу проводились большие торговые дни. Нельзя не отметить, что земские мологские власти принимали активные меры к стимуляции сельского хозяйства, различных промыслов и ремесел, примером чему может служить проводившаяся в Мологе с 5 по 10 сентября 1878 года грандиозная показательная ярмарка. Здесь были представлены все виды хозяйств: скотоводство, птицеводство, земледелие, садоводство и огородничество, пчеловодство, лесная, кустарная, заводская промышленность, столярный, плотничий промыслы, сельскохозяйственные орудия и инвентарь. За предметы, одобренные выставочной комиссией, присуждались награды - серебряные и бронзовые медали, похвальные листы, золотые полуимпериалы, серебряные рубли и полтинники.
Немало было в Мологе памятников старины и интересных достопримечательностей. Вблизи мологской пристани возвышался главный храм - Воскресенский, построенный в 1767 году. Красивый вид открывался на него с парохода, едва он входил в крутую излучину, которую делала здесь Волга, принимая в себя воды Мологи. В 1778 году построена оштукатуренная Воздвиженская церковь в центре города. В этой церкви во время своего визита в Мологу был на обедне Павел I. Самая старая мологская церковь, находившаяся в Заручье, на окраине города, Вознесенская, построена в 1756 году. В 1805 году была освящена кладбищенская, Всехсвятская церковь, а в 1882 году на Базарной площади на средства мологского купца Подосенова был воздвигнут Богоявленский храм, который в отличие от «старого», Воскресенского, стал называться «новым». Все эти памятники венчал собой архитектурный ансамбль Афанасьевского монастыря, включавший пятиглавый Троицкий храм с трехъярусной каменной колокольней постройки 1788 года, холодный пятиглавый храм во имя Сошествия Святого Духа на апостолов, воздвигнутый в 1841 году, и Успенский храм, освященный в 1828 году. По периметру монастырь был окружен высокой каменной оградой. Вот здесь, по преданию, в далекой древности и отбывали наказание жены новгородцев. Со времени Ивана III на его месте возник мужской монастырь, называвшийся необычно - Холопьим. Но история монастыря становится более ясной лишь с XVI века. Известно, что он был тогда деревянным, со временем обеднял, а в 1764 году обращен в приходскую церковь, на развалинах которой поселились престарелые вдовы и девицы. В 1795 году по прошению граждан Мологи Екатериной II здесь был учрежден женский монастырь. С этого времени он и стал называться Афанасьевским.
Одним из памятников прошлого, хотя и не столь далекого, всегда считалась пожарная каланча с мезонином, находившаяся на Базарной площади. Она построена по проекту ярославского архитектора А. М. Достоевского, брата великого русского писателя.
Была и еще одна достопримечательность - гимнастическая школа, открытая в 1888 году. Идея создания такой школы принадлежала земскому врачу В. В. Рудину, а зародилась она после медико-статистического обследования населения, когда оказалось, что процент жителей со слабым телосложением был очень высок. Это заставило Рудина подумать над проблемами правильного физического развития детей школьного возраста. Претворению замыслов Рудина в жизнь помог случай. В Мологе нашелся меценат, все тот же П. М. Подосенов, пожертвовавший большие деньги на строительство школы и оборудование ее разнообразным спортинвентарем. Школа действительно получилась первоклассной и знакомиться с ее работой приезжали из разных городов России журналисты, учителя, врачи. В старых письменных источниках она именуется как первая в России гимнастическая школа. Вскоре рядом со школой был разбит большой сквер, проложены дорожки для обучения верховой езде, поэтому и сама школа среди мологжан стала называться «Манежем». Помимо спортивных мероприятии здесь ставились любительские спектакли, работали под руководством мологских энтузиастов танцевальный и хоровой коллективы, Устраивались елки.
По сведениям, относившимся к 1914 году, Мологе было 870 домов, из них 50 каменных, две гимназии, мужская и женская, Реальное училище, больница на 35 коек, амбулатория, аптека, кинотеатр, называвшийся тогда «Иллюзион», две публичные библиотеки, почтово-телеграфное отделение, любительский стадион и построенные опять-таки i на средства П. М. Подосенова детский приют и две богадельни. Население города по-прежнему составляло 5045 человек.
Что касается Мологского уезда, его территория была обширна, а население на рубеже XIX-XX веков составляло 130 тыс. человек. Уезд имел исключительно сельскохозяйственную специализацию. Молога славилась отличными заливными лугами. Сена здесь собирали по 8 млн. пудов. Помимо использования на корм скоту оно явилось и важным предметом сбыта. Крупного рогатого скота в уезде было около 40 тыс. голов, мелкого - 35 и лошадей - 25 тыс. Только одно междуречье давало 20% всех заготовок губернии по животному маслу. Маслодельни уезда, не считая частных крестьянских хозяйств, производили все вместе 30 тыс. пудов или 480 тонн сливочного масла.
Промышленность уезда была представлена всего семью небольшими заводиками кустарного или полукустарного типа с общим числом рабочих немногим более 400 человек.
По уезду насчитывалось 59 земских училищ, 32 приходские школы, 30 школ грамот ности. В селе Новинское находилась учительская семинария с бесплатным трехлетним сроком обучения, открытая в 1871 году, а в селе Брейтове - больница на 25 человек.
Такими оставались Молога и ее уезд вплоть до 1917 года, такими же оставались они и в последующий период.
Рассказ о Мологе был бы однако неполным, если не сказать хотя бы несколько слов о ее людях. С Мологой и Мологской земле» связано столько славных имен, что один перечень их не может не доставить истинной радости и гордости за свой родной край.
В 30-ти километрах выше города, на левом берегу Мологи, располагалось село Иловна - родовое имение графа А. И. Мусина-Пушкина. Ему мы обязаны открытием «Слова о полку Игореве», бесценного вклада в отечественную и мировую культуру. Выйдя в отставку, Алексей Иванович почти безвыездно жил в Иловне, занимаясь историческими исследованиями и подготовкой к опубликованию хранившихся у него рукописей. В Иловне 1 февраля 1817 года он умер и похоронен в семейном склепе.
Подвигу бесстрашного русского умельца Петра Телушкина вот уже 150 лет удивляются и рукоплещут люди. Его имя сегодня знает каждый, но не каждый знает, что родился Петр в небольшой деревеньке Мягра Мологского уезда.
Выходцем из села Верхненикульского Сит-ской волости Мологского уезда был художник-археолог, посвятивший свою жизнь исследованию и изображению памятников старины, Ф. Г. Солнцев.
Он иллюстрировал книгу «О починке креста и ангела на шпиле Петропавловского собора без лесов» президента Петербургской Академии художеств А. И. Оленина, который первым рассказал людям о подвиге Телушкина.
В имении Барке родился и провел детские годы Н. А. Морозов - революционер, общественный деятель, историк и ученый, личность которого удивляет своей необыкновенной яркостью, многогранностью, разнообразием талантов и уже давно представляется феноменальной не только в русской, но и в мировой культуре.
В деревне Чурилово Веретяйской волости родился, а в Мологе учился будущий ученый-геофизик, член-корреспондент Академии наук СССР А. А. Сауков.
Л. Д. Блинов - художник-маринист - родился и провел свое детство в Подмонастырской слободе, в полутора верстах от Мологи. Он умер в возрасте 36 лет в Ялте, в своем имении, полученном от Николая II за ряд работ, выполненных по его заказу. На левом берегу Сити в селе Новом была родовая усадьба А. В. Сухово-Кобылина, автора бессмертной «Свадьбы Кречинского». По свидетельству В. А. Гиляровского, здесь он познакомился с людьми, черты которых придал своим героям.
23 года провел на службе в мологском земстве поэт, публицист и страстный коллекционер С. А. Мусин-Пушкин. Много сил он вложил в дело народного просвещения в уезде, и недаром уезд считался первым в губернии по постановке школьного дела.
В Мологе, на Республиканской, бывшей Ярославской улице, жила родная сестра Л. В. Собинова, Александра Витальевна. В 20-е годы Леонид Витальевич, бывая в Ярославле, обязательно заезжал в Мологу. Это бывало в летнюю пору. Тогда муж Александры Витальевны, хороший пианист, садился за инструмент, а Собинов начинал петь и его чудный голос далеко-далеко разносился из открытого окна, очаровывал, всех, надолго запоминаясь.
В Мологе провел свое детство ленинградский поэт и военный корреспондент А. Т. Чивилихин. Его стихотворные сборники выдержали 12 изданий. Это говорит о том, что творчество поэта-земляка не забыто и сегодня.
Но, конечно, значимость людей Мологской земли измеряется не только талантом и известностью. Как и везде, здесь более всего простых, незаметных людей, но их жизнь, отданная героической борьбе и честному беспредельному труду, осталась в памяти тех, кто жил бок о бок с ними. Они прошли через все жизненные испытания, не растеряв мужества, доброту своих сердец, любовь к жизни и воспитав в своих детях и внуках достойных граждан своего Отечества.
Советский период истории Мологи невелик по времени - всего 18 лет. Советская власть в городе была установлена 15 (28) декабря 1917 года не без определенного сопротивления со стороны приверженцев Временного правительства, но без какого-либо кровопролития. Последующие годы мало чем отличались от жизни любого провинциального городка послереволюционной России. Как и везде, в Мологе сказывались разруха и голод. По домам днем и ночью ходили с обыском чекисты, а на Базарной площади перед домом, где размещалось ЧК, толпились с повестками в тревожном ожидании торговцы, священнослужители, да и просто «неблагонадежные» мещане. Переполнена была всегда пустовавшая Мологская тюрьма. В заботах и хлопотах, в постоянном беспокойстве за завтрашний день никто и не заметил, как подкралась к Мологе настоящая беда, впоследствии в повседневном обиходе мологжан ее прямо и назвали - мологской трагедией. Вершители наших судеб отлично понимали истинный смысл этой трагедии, вот почему и отгородили ее железным занавесом на долгие годы от взоров людей. Однако всему есть свое начало и свой конец. Вот как все это было. 14 сентября 1935 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о сооружении двух ГЭС, Рыбинской и Угличской. Уже осенью 1935 года в Переборах, под Рыбинском, начались подсобно-вспомогательные работы. Однако постановление это в газетах не печатали, а слухи о стройке доходили до Мологи с опозданием и какие-то противоречивые, бестолковые. Из них никак нельзя было понять, что же происходит там, в Переборах, на самом деле, где правда, а где досужий вымысел. Пресса и местные органы власти заняли странную позицию: вместо того чтобы готовить людей к серьезнейшим переменам в их жизни, они хранили гробовое молчание, словно бы и вообще ничего не происходит и не намечается ничего необычного в Мологе. Вот поэтому-то и подкралась к Мологе беда вроде бы совершенно случайно, неожиданно, она словно гром среди ясного неба свалилась на головы мологжан.
1 сентября 1936 года, хотя и впервые с момента уже целый год продолжавшейся стройки под Рыбинском, но зато сразу властно и безапелляционно, мологжанам было объявлено о переселении города. Еще вчера, 31 августа, в последний день уходящего лета, люди спокойно ложились спать, не думая и не гадая, что наступающее завтра так неузнаваемо переиначит их судьбы и облик города. Все смешалось, перепуталось и закружилось в кошмарном вихре. То, что еще вчера казалось важным, нужным и интересным, сегодня потеряло всякий смысл. Но 1 сентября мологжане узнали далеко не все. Они почувствовали недосказанность роковой вести, хотя еще и не осознали весь ее коварный смысл. Завтра он уже прояснится, а послезавтра предстанет перед ними во всей своей неприглядной наготе. Пресса тех лет не предоставила нам возможности прочесть последнюю страницу мологской летописи, узнать горькую, как полынь, правду о трагическом конце Мологи и судьбах мологских старожилов. Рассказывать об этой горькой правде приходится с большим опозданием. В чем же состояла она?
Да, в связи со стройкой в Переборах Молога безвозвратно исчезла с географической карты. Да, тяжело людям расставаться с родными, годами насиженными гнездами, дорогими для них могилами. Так же трудно обживать заново незнакомые и от одного этого уже неуютные места. И то, и другое роднит ныне распутинскую Матеру с Мологой.
Но для жителей маленькой ангарской деревеньки на том и исчерпывались их испытания. Это было полбеды. Мологу же ждала настоящая человеческая беда, а на грани матеровской полбеды только начиналась мологская трагедия. Матеровцам на берегу Ангары построили новый благоустроенный поселок. Старики даже поговаривали, чтобы перенести и захоронить на новом месте своих покойников, а кое-кто уже успел это сделать. Матеровцы красили и прибирали свои избы, прежде чем навсегда их покинуть. Перед мологжанами таких проблем не стояло. В Мологе живые люди нежданно-негаданно оказались без крыши над головой, и им было впору думать только о себе.
Вот где таилась мологская трагедия. Она состояла в том, что мологжанам приходилось искать свою новую пристань во второй половине 30-х годов в неимоверно тяжелой обстановке внутри страны, породившей необъятное море человеческих трагедий.
Если до 1 сентября в общем ничто не нарушало спокойный ритм жизни города, то вслед за тем события развертываются с молниеносной быстротой. В конце августа мологский горисполком получил официальное задание на переселение, в соответствии с которым до конца 1936 года предлагалось переселить из Мологи 400 домов, что составляло 60 % всего частного сектора. Однако в сентябре 1936 года постановка такого вопроса могла звучать только абсолютно абсурдно. Дело состояло не только в том, что к переселению не были готовы ни мологжане, ни местные органы власти, ни «Волгострой». Было еще более серьезное препятствие: до замерзания реки, по которой могли сплавляться разобранные дома, оставалось всего два месяца, а что можно сделать за такой короткий срок? Это, конечно, беспокоило мологский горисполком. Ведь надо было докладывать о выполнении вышестоящей директивы, а что и как? Выход, однако, был найден просто, ибо основывался он на нормах и правилах жизни нашего общества того времени.
Наспех скомплектованные при горисполкоме оценочные комиссии уже к 4 сентября умудрились осмотреть на предмет годности к переносу все дома частного сектора, в результате чего из 680 домов 220 или почти 33% к переносу были признаны непригодными. Практически это означало, что 220 семей выселяются из своих домов без права получения какой-либо жилплощади взамен потерянной. Им даже не разрешалось далее проживать в Мологе на частных квартирах, пока удастся подыскать себе угол. Это были мологские «выселенцы», которые вскоре начали получать «извещения», предлагающие им покинуть свой дом в срок от 10 дней до месяца. Конечно, такая ситуация вряд ли может быть понята читателем без дополнительных пояснений. Вот ответ: царившая в стране обстановка произвола и беззакония давала возможность принимать и выполнять любые решения.
Однако куда выселяться бездомным? Предложений на этот счет у местных властей не было. Решать должны были сами «выселенцы». Если можно было где-то пристроиться, люди уезжали к детям, близким родственникам, бросив на произвол судьбы и дома, и весь свой немудреный скарб. С собой везти его было некуда, а продать некому: все в Мологе находились в одинаковом положении. Кто-то уезжал коротать свой век в глухие деревушки, где можно было подешевле заплатить за квартиру, а со временем, если посчастливится, и приобрести собственный угол. Конечно, «выселенцы» получали за свои дома денежную компенсацию, но настолько мизерную, что соваться с ней было некуда. Они имели еще право на ссуду для постройки дома, но при своих низких доходах, дороговизне рабочей силы и материалов, почти полном отсутствии транспорта, а главное помощи со стороны местных органов власти воспользоваться такой «привилегией» никто не рискнул.
Так, легко расправившись чуть ли не с половиной города, власти перешли к одиноким и престарелым. Их с угрозами и чаще всего в принудительном порядке принялись расселять по домам инвалидов. Но это, как вскоре оказалось, было правом «избранных» и распространялось только на жителей города. Стариков и старух из района собес принимал неохотно. Ларчик здесь открывался просто: пенсий у них не было, а вместо дома стояла избушка на курьих ножках, которой и в базарный день грош цена. Началась бесплодная бюрократическая переписка, а деревенские старики и старухи оставались в своих полуразвалившихся хатах совсем одни, без всяких средств к существованию, зимой отрезанные от внешнего мира и занесенные снегом, так как многие колхозы из этих деревень уже переехали на другие места.
После выдворения из Мологи «выселенцев» и престарелых в городе оставалось еще 460 частных домов, признанных годными к переносу. Немало уготовила судьба превратностей и этой категории мологжан, которых, в отличие от первых, назовем «переселенцами», но у них все же оставалось главное - крыша над головой. Правда, вначале власти объявили, что перенос всех домов возлагается только на их хозяев и в функции «Волгостроя» не входит. Однако при такой постановке дела вскоре стало ясно, что переселению оставшейся части города грозит серьезный срыв в сроках, и тогда, наконец, было принято решение о возложении переноса оставшихся домов на «Волгострой».
4 сентября в Мологе проходил так называемый расширенный пленум горисполкома с представителями всех мологских семей. На нем присутствовало свыше тысячи человек. Пленум носил, конечно, чисто формальный характер, все вопросы были уже решены и обжалованию не подлежали. Пленум расставил все точки над «и». Оставшаяся в архивах и дожившая до наших дней стенограмма пленума дает возможность из первых рук узнать и прочувствовать всю боль мологского переселения. Теперь, после пленума, все, кажется, стало на свои места: рассеялись призрачные надежды, утихли слухи, одна лишь необратимая реальность терзала ум и сердце, как же быть дальше, как же выжить? А выжить очень хотелось. И еще очень хотелось верить. Верить, что нас не оставит в беде советская власть. У нас, наконец, есть Сталин. Он не допустит, чтобы обижали его народ и глумились над ним. Нужно только подать свой голос, Сталин услышит и все будет по-другому, все будет хорошо. И голос подали. В разгар крушения старых надежд и зарождения новых иллюзий мологскую почту наводнил настоящий поток писем, жалоб и заявлений. Сегодня эти письма - еще один источник, помогающий восстановить и представить себе картину мологского переселения.
На этом мологская эпопея не кончилась. Началось переселение, длившееся целых четыре года, зловещее эхо которого слышалось мологжанам еще десятилетия.
С весны 1937 года плоты с людьми нескончаемой вереницей потянулись на Слип, под Рыбинск, где было определено место для нового поселения. Место это было низкое, болотистое, глинистое, почти без растительности, в пору распутицы представляющее из себя сплошное месиво из грязи.
Местные власти решили «воздвигнуть» на Слипе новый социалистический город - «Новую Мологу». Так и стали именовать Слип. «Новая Молога» будет промышленной, культурной, благоустроенной, совсем иной, чем теперешняя Молога»,- вещали тогдашние газеты.
Неприветливо встречали власти Рыбинска мологских переселенцев. Но здесь никак нельзя уложиться в рамки короткого рассказа, поэтому приходится просить читателя поверить на слово. Впрочем, почему на слово? Вот финал «Новой Мологи». Сегодня поселок носит название Новолосевский. Однако если, будучи в Рыбинске, вы спросите, как проехать на Слип, вам ответит каждый, даже младший школьник. О «Новой Мологе» ни в Рыбинске, ни в самом Новолосевском не знает никто, даже сегодняшние мологжане. Что же тут удивительного?..
130 тысяч исковерканных человеческих душ, 700 сел и деревень, старинный русский город Молога, десятки тысяч гектаров плодороднейшей пашни, заливных лугов, выпасов, безбрежных лесов и зеленых дубрав, сотни памятников культуры, безжизненная полумертвая Волга - разве мала цена «великой сталинской стройки»? Нет, не мала, но и это еще не все. Сама стройка возводилась на костях заключенных. Так называемый «Волго-строй» - это не что иное, как обширный Волжский лагерь - Волголаг, оцепленный и обнесенный колючей проволокой, из которого некуда было бежать, да и бесполезно - выученные овчарки быстро, без промаха достигали людей. В середине 30-х годов штаб-квартира Волголага находилась в Переборах. Здесь, на Волге, Шексне и Мологе, работало около 150 тысяч заключенных, осужденных по 58-й статье.
Там, где сегодня в Переборах в поле, заросшем сочной травой, располагается стрельбище ДОСААФ, было огромное кладбище. Долгие годы лежат здесь в безымянных могилах десятки тысяч людей. Не только в земле, навечно замурованы они в дамбах и плотинах, о которых мы пели песни.
А теперь последнее, для тех, кто не знает, где затерялась Молога в необъятных пресных водах Рыбинского водохранилища и хотел бы с ней встретиться.
У верхневолжских водников есть такой термин - «мологский треугольник». На голубой глади лоцманской карты он нанесен в 30 километрах северо-западнее Рыбинска, там, где река Молога когда-то впадала в Волгу. Стороны треугольника соответствуют судовым трассам всех пассажирских и грузовых линий, проложенных в этой огромной водной акватории. Куда бы ни плыли сегодня величавые белоснежные лайнеры, куда бы ни летели, словно ветер, «Ракеты» и «Метеоры», куда бы ни направлялись караваны большегрузных самоходных барж, их пути неизменно сходятся здесь. Десятки судов с тысячами туристов и пассажиров на борту бороздят ежедневно эти воды, но мало кто знает, что совсем рядом по ходу судна уснул старин-вый русский город Молога.
Вот координаты: через 20 минут после выхода из Рыбинского шлюза в «море», скоростное судно пройдет там, где стоял этот город.
Но ведь на месте Мологи только огромная водная могила. И быть может, как и легендарный Китеж, откроется она людям только перед Страшным Христовым судилищем?
Ныне наука часто опровергает правильность прежних решений, и если малая энергетическая отдача рыбинского каскада ставит в повестку дня понижение уровня водохранилища или его спуск, то Молога и вправду сможет когда-нибудь снова подняться из воды. И примет ли этот город прежний облик в память о своей многовековой истории, или на его руинах возникнет новая Молога, не та мрачная и уродливая, которая затевалась когда-то под Рыбинском, а по-настоящему новый ярославский город, он, конечно, будет назван Мологой и возвратит себе свой старинный герб.
Ну, а пока... пока, как сказал поэт, сердца тех, кто знал Мологу, продолжают по-прежнему тянуться к ней сквозь вереницу лет и воды беспокойного пресного моря. А. волны шумят, Как тяжелая сеча, И хочется в прошлое Сердцу вглядеться... Да, было все это Далече, далече, Во мгле твоего Затонувшего детства.

Ю. А. Нестеров,
мологжанин, офицер запаса