Португалия

Помимо континентальной части на Пиренейском полуострове, это Азорские острова и Мадейра. Общая площадь - 92 тыс. кв. км. Население -10,5 млн человек. Столица - Лиссабон

Это примерно как с известными курицей и яйцом. Когда не знаешь, что же появилось на свет первым. Так и с Португалией. Спросите у первого встречного, откуда такое название. Уверен, многие, не задумываясь, ответят: «Ну как же, понятное дело, от портвейна». Но как утверждают историки, имя стране дали не это замечательное вино и даже не галлы, а крошечная деревушка Cale, заложенная в стародавние времена финикийцами в устье реки Дору. При римлянах местечко, ставшее оживленным портом, сменило название в соответствии с новым статусом - на Portus Cale. В средние века Portugale стали зваться все северные области между реками Дору и Миньо. А город сократился до простого Порту. Эти превращения и по сей день являются главным предметом гордости жителей второго по значению населенного пункта страны.
Лететь сюда по европейским меркам долго. Все уже привыкли, что до любого уголка Европы из Москвы можно добраться за два с половиной, максимум три часа. А тут - целых пять. Но что поделаешь, ведь путь лежит на самый край света. Буквально. Саbо da Roca, мыс Рока, 30 километров от Лиссабона. 38°47' северной широты и 9°30' западной долготы - координаты самой западной точки континентальной Европы. Автобусы с туристами приезжают сюда караванами. 140 метров над океаном. Между человеком и стихией ни перил, ни забора. Только порывы ветра, сбивающие с ног.
На память о месте, где, как утверждал великий певец португальского народа Луиш ди Камоэнс, «кончается земля и начинается море», у меня остались ощущение комка, подступившего к горлу, когда я, подобравшись к самому обрыву, взглянул вниз, и сертификат с сургучной печатью, удостоверяющий на всех известных языках, кроме русского, что предъявитель сего действительно побывал на краю света.
Но не менее захватывающий вид открывается, когда только подлетаешь к Лиссабону. Путеводители в один голос утверждают, что это самый красивый вид в Европе. В их правоте я убедился, когда в иллюминаторе показались залитые солнцем крошечные домишки с кирпично-красными крышами и сверкающая словно бриллиант река Тежу, на берегах которой раскинулась португальская столица. А чуть дальше - бескрайний океан...
В аэропорту, небольшом и чистом, сразу бросились в глаза два пестрых пятна. Две вызывающе обширные матроны, явно бразильских корней, в широченных канареечно-желтых атласных платьях и высоких тюрбанах чинно восседали на скамейке посреди спешащего на рейс народа. (Кого-то они мне напоминают?.. Вспомнил: Мамушку, няньку Скарлетт О'Хары из «Унесенных ветром»!)
В стране обосновалось очень много выходцев из бывших колоний. Как-никак довольно долго (только на бумаге, согласно Тордесильясскому договору с Испанией, - с 1494-го по 1777 год) Португалия владела половиной мира. Точнее говоря, восточной его частью. А если бы в свое время король Жуан II, погруженный с головой в поиски пути в Индию вдоль западного побережья Африки, не отмахнулся от назойливого выскочки Криштована Колона, то, глядишь, и над второй половиной развевался бы португальский флаг.
Получив решительный отказ при дворе в Лиссабоне, уроженец Генуи отправился попытать счастья ко двору испанскому. И 12 октября 1492 года небольшая флотилия из трех судов -«Пинта», «Нинья» и «Санта-Ма-рия» - под командованием уже Кристобаля Колона и уже под кастильским флагом бросила якорь у берегов одного острова. Жители местного племени называли его Гуанахани, а Христофор Колумб (тот же исторический персонаж, что и первые два) переименовал в Сан-Сальвадор...
Городок Назаре к северу от португальской столицы - «типичная рыбацкая деревушка», - заверила нас гид-переводчик Елена, которую местные называли с привычным южным прононсом - «Элэна». Вдоль шоссе бесконечной чередой выстроились эвкалипты. Они словно змеи кожу сбрасывают кору, и ряды голых гладких стволов напоминают армию пришельцев с другой планеты. Завезенные с далекого Австралийского континента деревья чувствуют себя на новой родине превосходно. И соответственно этому множатся.
Ими топят обязательную в каждом доме печь (в стране нет центрального отопления), из них делают первоклассную бумагу. Все чаще потомственные виноградари (а португальское вино давно и совершенно заслуженно славится на весь мир) вырубают на корню свои лозы. А на их месте высаживают эвкалиптовую рощу. «А что, хлопот в сто раз меньше, а отдача о-го-го какая», - вполне резонно парируют они все упреки.
На пороге единственного в Назаре четырехзвездочного отеля нас встречал сам хозяин господин Силва. Радушный, как и все португальцы, как и все португальцы под пятьдесят несколько полноватый и ужасно разговорчивый. Первым делом он наглядно продемонстрировал нам верность местного населения традициям. Подвел к стоящему в вестибюле манекену, наклонился и принялся считать: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... оказалось, юбок на манекене аж семь штук. «Вот так и ходят до сих пор. Чтоб красивее было. А еще у нас, если муж умрет, то до самой смерти жена останется вдовой и будет носить только черное».
Мы разговорились. Естественно, я поинтересовался, чем сегодня занимаются назаряне. (Именно так, на библейский манер, называют себя местные жители. - Да, да, - смеется мой собеседник, - все мы здесь назаряне.
Но настоящий все равно только Он один! - И поднял указательный палец вверх.) Так же, как раньше, ловят рыбу? «Нет, - пожаловался господин Силва. - Сегодня все по-другому. Еще лет пятнадцать назад весь берег был усыпан рыбацкими лодками. Сейчас же их раз-два и обчелся. Да и ходят в основном за кальмаром... Вступили в Евросоюз, ввели квоты на вылов, потом часть квот перераспределили в пользу испанцев... Ох, уж эти испанцы!» В голосе собеседника послышались нотки, напомнившие об извечном противостоянии двух соседних народов. «Да что там говорить. Посмотрите, что делают с нашим пробковым деревом!» Оказалось, что все тот же Евросоюз собирается ввести запрет на закупорку бутылок натуральной пробкой. «Какими соображениями руководствуются европейские чиновники? Да какая разница! Главное, что мы -крупнейший в мире поставщик пробковой продукции -лишимся огромной статьи дохода! Что будем делать? Не знаю! Говорят, уже организуют специальное общественное движение», - горячился Силва. Удивительно, - подумал я, - что никто из наших до сих пор не додумался выступить с инициативой в защиту, скажем, валенок в виду очевидной экспансии на российском рынке в том числе и португальской обуви...
Вечером мы спустились на набережную и в уютном ресторанчике отведали традиционной похлебки.   Естественно,   рыбной. Прогулка по чрезвычайно оживленному закатному променаду закончилась в баре прямо на пляже, который, как оказалось, тоже принадлежал господину Силве. «Скажи что-нибудь по-русски, - попросил он одного из секьюрити. - Сделай приятное нашим гостям». Крепыш в черной майке и с короткой стрижкой оказался Димой с Украины.
С первыми лучами солнца, пробившимися сквозь утреннюю океанскую хмарь, мы выдвинулись в сторону Лиссабона. По дороге завернули в небольшой городок Фатима, объехать который стороной просто нельзя. А ведь до весны 1917 года об этих голых, поросших редким кустарником местах никто, кроме, пожалуй, ближайшей округи, и слыхом не слыхивал.
Но вот свершилось чудо. В тот знаменательный  день   13   мая трое пастушков Люсия, Франсишко и Жасинта, как полагается, стерегли на лугу овец. Вдруг грянул гром, и было видение. Еще пять месяцев 13 числа Дева Мария являлась людям. Поведала им о конце первой мировой войны и начале второй, о покушении на папу Иоанна Павла П. Не забыла и Россию, на долгие годы - рассадник коммунистической чумы. А последний раз в октябре пронеслась по небу огненным шаром. Дождь лил как из ведра, но одежда на собравшихся высохла и многие из них исцелились.
С тех пор поток желающих прикоснуться к чуду не иссякает. Здешняя площадь - гордость фатимцев. Площадь перед собором Св. Петра в Ватикане - и та меньше. Каждую весну, в годовщину первого явления, здесь собираются сотни тысяч верующих. Многолюдно здесь и в будни. На том месте, где, по преданию, и случилось видение, стоит чудотворная статуя Девы Марии. К ней через всю площадь ведет вытертая до блеска коленями паломников мраморная дорожка. Говорят, чем тоньше наколенники, тем сильнее раскаяние (или больше прегрешение?). Слева в небо поднимаются густые клубы дыма. Это сжигают во славу Девы Марии охапки толстых метровых свечей. Рядом -ящики с восковыми ногами, руками и другими частями тела. Бросишь, к примеру, в огонь печень - и сразу станет легче. При одном условии - надо твердо верить в чудо! Не знаю, как мои попутчики, а я покидал огромную площадь преисполненный мистического трепета. Нет, правда! А навстречу продолжали тянуться струйкой паломники.
Мы в курортном пригороде Лиссабона - Кашкайше. За ужином разговор, как водится, с дежурных фраз плавно перешел на животрепещущую для каждого португальца тему футбола. Находясь под впечатлением от очередного рыбного шедевра здешнего шеф-повара, я потерял бдительность и поинтересовался у приветливого менеджера отеля Жозе Бранку, что он думает о недавней победе московского ЦСКА в Кубке УЕФА. Спросил, и только потом понял, какую глупость сморозил... Нет, улыбка с лица господина Бранку не исчезла, но по промелькнувшей в его глазах грустинке я понял, что наступил, наверное, на самую больную в его жизни мозоль. Как могло вылететь у меня из головы, что играли наши не с кем-нибудь, а с лиссабонским «Стортингом»?! «Всякое случается, - услышал я негромкий ответ. - А помните, как мы вас 7:1?.. - И уже совсем тихо: Да и вообще я болею за «Бенфику».
Сказать, что португальцы футбольная нация - не сказать ничего. Временем рождения португальского футбола принято считать 1888 год. Хотя гордые обитатели острова Мадейра и утверждают, что их предки начали гонять кожаный мячик еще раньше - в 1875-м.
Как обычно, приложили к этому руку родоначальники футбола - англичане. Отпрыски знатной семьи Пинту Басту Эдуардо, Фредерико и Гильерме отправились набираться уму-разуму на Туманный Альбион. Вернувшийся домой в 1884 году Гильерме в качестве сувенира привез с собой футбольный мяч. А всего через четыре года, при горячей поддержке предприимчивых английских торговцев (которые уже тогда контролировали практически весь экспорт здешнего портвейна) в Кашкайше был устроен первый турнир по футболу. И пошло-поехало. Сейчас в стране с 10-миллионным населением чуть ли не каждый третий играет в эту поистине народную игру. Стадионов здесь на порядок больше, чем, скажем, кинотеатров, а если детвора выходит во двор, то только для того, чтобы погонять потрепанный мяч.
Три самых тиражных ежедневных газеты A Bola - «Мяч», Record - «Рекорд» и О Jogo - «Игра», конечно же, о футболе. В разговорах на тенистых лиссабонских скамеечках в популярности с турнирной таблицей могут соперничать разве что результаты очередной лотереи.
Дошло до того, что в самом большом в Европе лиссабонском океанариуме в парке Наций любимца публики - озорного калана - назвали в честь живой легенды португальского футбола Эйсе-био (выходца из Мозамбика, бывшего колонией Португалии до 1975 года).  Говорят, узнав об этом, легенда с улыбкой заметила: «Ну что ж, черной пантерой я уже был, так почему бы не забраться теперь в шкуру этого симпатяги».
Подругу Эйсебио зовут Амалия. И тоже неспроста. А в честь великой певицы Амалии Родригес, которая раскрыла португальское сердце всему миру. У каждого народа есть песня «такая, чтобы душа навыворот». В Америке это блюз, в Лапландии - йойк, а в Португалии пускают слезу, когда скупую, а когда и обильную, под мелодичные и такие печальные звуки фаду.
Фаду - в переводе «судьба». И дается она только тому, кто знает, что такое содад. Хотя сами португальцы затрудняются точно сказать, что же это такое. Содад - это печаль по прошлому величию: по павшему в бою с неверными в 1578 году юному королю-мечтателю Себаштиану, после смерти которого долгие 60 лет страной правили испанцы, по той самой восточной половине мира, по славным походам Васко да Гамы, по разрушенному до основания землетрясением 1755 года Лиссабону. Содад - это история любви и смерти просто Фернанду и просто Марии, просто Педру и просто Люсии...
И,  как правило,  не бывает фаду без sardinhas assadas. Ведь побывать в Лиссабоне и не попробовать жареных сардин - просто преступление. А готовят рыбу вкуснее всего как раз фадиштас - хозяйки фаду-ресторанчиков. Они виртуозно сочетают безграничную любовь к прекрасному с крепкой коммерческой хваткой.
Познакомились с фадиштас и мы. Петляя по узким и крутым улочкам Альфамы, самого старого района Лиссабона, и увертываясь от юрких трамвайчиков, мы добрались до заведения со скромной вывеской Fado Maior. Внутри - полумрак, несколько деревянных столов, на стенах черно-белые фотографии. «Здесь вся история фаду, - пояснила хозяйка Джульета Кастру. - Да вы садитесь, скоро начнется». И действительно, началось. Что тут началось! Пела Джульета, пели португальская guitarra, с виду похожая на мандолину, и просто гитара, подтягивала, смахивая незаметно слезу, парочка заглянувших на огонек местных дам... На грешную землю нас вернул громкий стук в дверь. Это сосед сверху в пижаме и колпаке спустился напомнить, что на дворе уже два часа ночи.
Слушая на пустынной улице рассказ Альфреду о том, почему Альфама устояла перед стихией («Что-что, а строили мавританцы на славу!»), и как он студентом прятался в переулках от молодчиков Салазара, я вдруг почувствовал великое умиротворение. Даже, кажется, начал светиться изнутри. Может, виной всему был фосфор, поглощенный мною за неделю в немеренных количествах. А, может... это и была та самая загадочная содад?..           
Алексей Карельский