Бессмертие красоты и памяти (часть 1)
Каждый из нас ныне живо ощущает горячее дыхание самой истории. Происходят небывалые судьбоносные процессы. И как никогда очевидно сегодня, что человек общественно значимым и полезным всеобщему прогрессу становится, лишь умея сверять свое любое деяние с уроками прошлого и интересами будущего, а не слепо угождая диктату сиюминутных выгод. В этом и суть полноценного историзма мышления, без которого нельзя рассчитывать на желаемый результат при даже самых благородных начинаниях. Без этого не добиться и повышенной духовности в образе действия и поведения наших современников и потомков. А бездуховное развитие не может быть социалистическим — это не случайно стало основополагающим принципом нынешних перемен. И тут не обойтись без предметности и конкретики. Потому и так крепко запало в наши души понятие «духовная оседлость», пущенное в оборот академиком Д. С. Лихачевым. Человек, лишь прочно осваивая природную среду, повышает продуктивность своего труда. Только таким же образом поступая и с историко-культурной средой, где проходит вся его созидательная жизнь, он в состоянии ярко проявить себя как личность — гражданин, патриот, интернационалист. Ибо кому безразлична судьба малой родины, того вряд ли волнуют заботы и большой.
В этом смысле наша казахская земля сполна располагает к духовной оседлости. Она — фактически огромный музей под открытым небом.
Обширная территория, где еще более 2 миллионов лет тому назад в результате горообразовательных процессов и вертикальных подвижек земной коры стремительно расширилась зона суши, сократились зеркала водных бассейнов, из-за значительного преграждения проникновения влажных океанических воздушных масс становился все более сухим климат, формировался близкий к современному рельеф, в котором зеленые оазисы сменяются безбрежными песчаными массивами да ровными, как поверхность стола, просторами, низменности, лежащие на десятки метров ниже уровня моря, вечноснежными вершинами высотой до 7 тысяч метров, издревле располагали всеми природными богатствами и условиями для активной человеческой жизнедеятельности.
Такое пространство, еще лежащее неподалеку от предполагаемого ареала сапиентации палеонтропов — Восточного Средиземноморья, как не трудно догадаться, не могло долго оставаться в стороне от внимания новоявленных сознательных существ, которых жестокая необходимость жить и выжить заставила пуститься в погоню за крупными животными, безвозвратно ушедшими вслед за отступившим далеко на север ледником. Оно в пределы первобытной ойкумены, по данным казахстанской археологии, включилось приблизительно миллион лет тому назад в шеель-ашеельском периоде древнего палеолита. Хозяевами найденных в урочищах Танирказгар, Борыказган, Казангап, Шабакты в Южном Казахстане каменных орудий были хоморектусы — современники питекантропов и синантропов. Видимо, в то время в пределах Каратауского хребта и прилегающих к нему районов уже установились теплый климат, разнообразная фауна и флора, создающие благоприятствующую для обитания первобытных охотников и собирателей палеогеографическую обстановку. К такому выводу склоняет и то, что здесь не обнаружены какие-либо следы четвертичного оледенения. Первобытный человек неандертальского типа еще дальше углубился в казахстанскую степь. Об этом свидетельствуют ашель-мустьерские памятники, найденные в огромном пространстве, распростиравшемся от Каратауских хребтов до верховья Иртыша. А усиление наступления пустыни и исчезновение крупных животных вынудило древних ка захстанцев переселиться в более северные, лучше увлажненные области. Стоянки периода позднего палеолита найдены в разных местах Центрального и Восточного Казахстана. На весь Казахстан распростиралась среда обитания племен эпохи неолита. Ныне известно свыше 400 неолитических и энеолитических памятников, абсолютное большинство которых, к сожалению, исследовано лишь выборочно. Основная часть этих памятников — родниковые стоянки открытого типа, представляющие собой чаще всего временные, сезонные местопребывания бродячих охотников. Разнообразие сырья и техники изготовления найденных там орудий позволяет прийти к заключению, что неолитические памятники Казахстана образуют несколько территориальных групп и отражают тесные культурно-хозяйственные связи, существовавшие в пределах мира охотников и рыболовов. Неолитические памятники Южного Казахстана близки к памятникам известной кельтеминарской культуры Средней Азии. Эти же черты в памятниках Западного Казахстана сочетаются с элементами неолитической культуры Южного Зауралья и Западной Сибири. Культура племен Северного и Восточного Казахстана, сохраняя в себе сходства с культурой населения Средней Азии, в то же время явно тяготеет к памятникам алтайских и прибайкальских племен новокаменного века, богатство недр Казахстана полиметаллами способствовало созданию здесь одного из первых очагов металлургии и тесно связанной с этим радикальной реформы первобытного комплексного скотоводческо-земледельческого хозяйства, формированию ее новой специализированной формы — кочевого скотоводства. Это совпало с наступлением в середине II тысячелетия до н. э. ксеротермического минимума, сменившего длительную прохладно-влажную фазу засушливой и приведшего к сильной аридизации климата Северного полушария. Одной из наиболее распространенной в казахской степи разновидностью памятников того времени являются колодцы Западного и Центрального Казахстана, чьи глубины в иных местах доходят до 300 метров. Быстрое развитие скотоводства и металлургии, вызванное резкими природно-климатическими изменениями, требовавшее прежде всего мужского труда, подвело к коренной переделке и общественного строя — смене материнского рода отцовским, обособлению семей, имущественному неравенству внутриродовой общины. Памятники казахстанской ранней и средней бронзы составлены носителями андроновской культуры. Андроновская культура от наследия других племен отличается погребальным обрядом, керамикой с геометрическим орнаментом, формой металлических изделий. Андроновские племена возводили погребальные сооружения в виде либо каменных оград с прямоугольной, круглой, овальной конфигурацией, либо курганных насыпей, умерших либо сжигали, либо хоронили особым способом на боку, в скорченном положении, в «ящиках» из каменных плит или прямоугольных грунтовых ямах. Плоскодонные сосуды андроновцев украшались геометрическим орнаментом, наносившимся гребенчатым или гладким штампом. Законченность форм бронзовых и глиняных предметов свидетельствует о высокой технике их изготовления. Особенно серьги из золотого листа, свернутые в полтора оборота, украшения головного убора и одежды в виде «очковидных» и «лапчатых» подвесок, бляшки с чеканным орнаментом, браслеты со спирально закрученными кольцами не только указывают на высокий уровень, но и не выходят за пределы распространения андроновских племен. А в эту зону входит почти весь Казахстан. Памятники Приуралья, Западного и Северного Казахстана содержат отпечатки контактов с племенами срубной культуры Поволжья и степным наследием Средней Азии, а Восточного и отчасти Центрального Казахстана близки к культурным традициям лесостепного населения Западной Сибири.
Эпоха бронзы и железа дифференцировала древнее производство. Это значительно совершенствовало и земледелие, и металлургию, и скотоводство, и народное ремесло. Геологические изыскания показывают, что в древности в районе Джезказгана объем выплавки меди составил примерно 100 тыс. т, на Успенском руднике 200 тыс. т руды. А таких очагов древней горной индустрии в Казахстане можно найти десятками в самых его разных уголках. Отсюда расцвет не только металлургии, но и ювелирного искусства. Наряду с металлическими предметами в быту употреблялись и костяные. Для их приготовления трубчатые кости, ребра, лопатки крупных животных предварительно распаривали в кипящей воде в глиняных сосудах-корчагах, после чего они становились гибкими, мягкими, обезжиренными, легко поддавались обработке, а высохнув, вновь приобретали твердость, упругость. Дошедшие до нас наследия казахстанской эпохи бронзы свидетельствуют о высоком мастерстве изготовления орудий труда, оружия, украшений, предметов быта из металла, камня, костей, ракушек, совершенной технике литья, чеканки, тиснения, шлифования и полирования. Именно с этим периодом совпадает и широкое развитие ткачества. Из шерсти тонкорунной овцы, верблюжьего или козьего муха изготовлялись изделия при помощи ткания, вязания и плетения. Высокого уровня тогда достигла обработка кожи и изготовления из нее разных предметов.
Поэтому не случайно, что именно этой эпохой оставлено наибольшее количество памятников: поселения с остатками жилых и хозяйственных построек, погребальные сооружения, древние рудники, наскальные рисунки и жертвенные места. В одном только Центральном Казахстане, например, открыто около 30 поселений эпохи бронзы и 150 крупных могильников, которые выделяются среди памятников других районов этой же культуры сложностью конструкции, монументальностью, высокой техникой строительства. Самыми выдающимися памятниками из них являются Аксу-Аюлинские, Бугулинские, Атасуские, Жамбай-Карнасуские, Дандыбай-бегазинские погребальные комплексы в Карагандинской и Джезказганской областях. Такие памятники не редкость и для остальных регионов Казахстана. Среди них отличаются Тагискенские мавзолеи, демонстрирующие своеобразную архитектуру и строительную технику древних скотоводов Восточного Приаралья. Они сочетают в себе среднеазиатскую строительную технику из сырцового кирпича с архитектурно-планировочными принципами Дандыбай-бегазипских памятников в Центральном Казахстане.
Итак, именно племенами бронзового века сформирована культура кочевников, внесшая существенную новизну в дальнейшее развитие мировой цивилизации, которая составляет золотую жилу своеобразия и самобытности историко-культурного наследия нашего парода и края. Кочевничество не было прихлебателем, тем более разрушителем культуры оседлых племен. Оно составило для нее не только надежное партнерство и как клиент, и как снабженец необходимым сырьем, но и достойного конкурента — создателя своеобразной культуры, явившейся сперва органичным его продолжением, затем превратившейся в автономную ветвь мировой цивилизации.
Древний человек, став кочевником, не забыл традиций оседлой культуры, а все более модифицировал их согласно условиям своего нового образа жизни. Только так мог выжить обитатель древнего Казахстана, где в конце II и начале I тыс. до н. э. резко менялся климат и становился все сильнее засушливым. Археологические и этнографические данные свидетельствуют о существовании в то время круглогодично кочевого, сезонно полукочевого и постоянно оседлого скотоводства. Первое характерно для пустынь и полупустынь Западного и Центрального Казахстана, второе — для обитающих гористых и равнинных пастбищ Восточного и Юго-Восточного Казахстана, а третье — для богатого пастбищами и водопоями Южного Казахстана. Тем самым быт и жизнедеятельность степняков требовали большой мобильности, что стимулировало легкость жилищных конструкций, замену керамики посудой из кожи, металла, дерева, преобладание в народных промыслах косторезного, камнерезного дела, выделки кожи, прядения и ткачества. И нетрудно заметить, что в то время монументальность, основательность, декоративные изыски, покинув жилища кочевников, переселялись в их надгробные сооружения. Ибо последние для них не просто означали дань памяти усопшим, но и демонстрировали силу, мощь и роль его соплеменников в тогдашнем мире, самое главное — кому принадлежит окружающая эти памятники территория. Подобное тщание в увековечении памяти усопших связано с кардинальными переменами в общественном устройстве степных племен. Динамика увеличения излишков продуктов, присущих кочевому скотоводству, усилила имущественное неравенство, которое постепенно переросло в классовое различие, что не могло не ускорить объединение малых родственных семей в пастбищно-кочевую общину, а последних в военно-демократический союз племен. Об этом свидетельствуют разбросанные по всей великой степи курганные могильники. Внушительными образцами такого рода памятников являются Бесшатырские курганы в Семиречье. Обычно в центре подобных могильников величаво возвышается «царский» курган, представляющий собой насыпь диаметром от 50 до 100 м и более, высотой от 8 до 15 м, где захоронен вождь племени или союза племен. Около усыпальниц вождей хоронили представителей племенной знати и сооружали над ними насыпи диаметром 30—45 м, высотой 5 — 6 м, а возле них — рядовых воинов, совершивших выдающиеся подвиги, могилы которых, как правило, называются «малыми курганами» (диаметр 6 — 8 м, высота 1 — 2 м). Находки из кургана Иссык явно указывают на то, что в племенных союзах раннего железа личность вождя возводили уже в ранг солнцеподобного божества, стоявшего на самом верху иерархической лестницы.
Погребальный обряд сакских, савроматских, массагетских племен, обитавших в Казахстане в эпоху раннего железа, значительно отличается от обряда своих предшественников. Если для андроновцев типичны безнасыпные каменные ограды и захоронения останков в каменных «ящиках», то населению раннего железа присущи курганные могильники, новые конструкции погребальных камер в виде подбоев и катакомб, кремация трупа или погребение человека на спине в вытянутом положении. Вещи, найденные в этих могильниках, связаны с культами солнца, огня и домашнего очага. Пережитки анимизма, тотемизма, магии дают знать о себе и во всевозможных амулетах, талисманах и умышленной поломке оружия, зеркал, личных предметов покойника, местах десятков костров, разжигавшихся во время погребения, указывающих на то, что соплеменники не только поклонялись умершему, но и боялись возвращения его души. Представление о происхождении рода или племени от какого-либо мифического животного-предка нашло отражение во всем прикладном искусстве степных племен раннего железа. Наиболее ярким проявлением этого является своеобразная изобразительная форма — скифский звериный стиль, изображающий зверей животных и мифических зооморфных чудовищ. Этот стиль носил больше декоративный характер, выполнялся в различных материалах и использовался для украшения мечей, кинжалов, одежды, колчанов, конской узды, котлов, жертвенников, наверший знамен. Для его архаического периода типичны одиночные или частичные изображения зверей, переданные в статичных позах.
Наиболее распространенный сюжет ранних образцов — это свернувшееся в кольцо животное, находящееся как бы в утробной позе. Их можно часто видеть в находках из Маймирских, Чиликтинских, Уйгаракских курганов Восточного Казахстана. Находкам из Центрального, Северного Казахстана присущи позы приготовившихся к нападению хищников или животных-самцов. А в VI — IV вв. до н. э. статичные образы сменяются композиционно сложными сюжетами, полными динамизма, изображающими зверей в движении, схватках с противниками. Многочисленные археологические находки на территории Казахстана заключают в себе сцены нападения хищников и хищных птиц на коней, козлов, оленей, лосей, единоборство хищников между собой, поединков хищников со змеей, верблюдом. Однако сакское искусство в этой территории сравнительно долго сохранило образ животного в статичной позе. На сакском кинжал-акинаке из кургана Иссык, например, на одной стороне клинка тонким рельефом оттиснуты двенадцать, на второй — девять изображений зверей в лежачей позе. В III —II вв. до н. э. звериный стиль все больше превращается в орнамент, потом его сменяет так называемый полихромныи стиль с техникой инкрустаций цветным камнем, зернью и другими приемами украшения. Геометрический орнамент сакского времени берет свое начало в искусстве андроновских племен, растительный — в искусстве Древнего Востока, зооморфный — в традициях звериного стиля.
Продолжение статьи - читать.