Этюды по сравнительной биологии России и Америки (часть 2)

Продолжение. Начало статьи - читать.

Парадокс России: и мало, и много
Основной российский аналог крупного американского грантодателя — это Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). При его создании были воспроизведены многие принципы американской грантовой системы за исключением главного — размера грантов. По закону 6% финансирования национальной науки в России должно осуществляться через РФФИ, но это требование не выполняется: так, в прошлом году реально выходило всего 4%. Бюджет фонда прошлого года составил 6,5 млрд руб., в 2010 г. эти средства подверглись очень значительному сокращению.
Структура распределения средств в РФФИ во многом схожа с NIH. 56,5% — это гранты, выделяемые на инициативные научные проекты по всем областям знаний в естественных науках. На фундаментальную биологию и биомедицину идет около 20% этих средств, т.е. около 1 млрд руб. в 2009 г.
Устав РФФИ, в отличие от NIH, весьма «приземленный»: его миссия — не в развитии науки, а в обеспечении эффективного распределения денег. В этом смысле никакого влияния на научную политику, направления исследований фонд не оказывает. Остается непонятным, по каким соображениям одни области исследований финансируется в большей степени, чем другие.
Средний размер инициативного гранта — 380 тыс. рублей в год. Учитывая общий объем финансирования, нетрудно подсчитать, что грантов довольно много, не менее десятка тысяч. 15% от каждого гранта отходит организации, в которой работает грантополучатель. Грант дается на три года с возможностью продления, но бюджет, в отличие от NIH, прописывается подробно, что абсолютно абсурдно, если учитывать незначительный размер гранта.
Эксперты, которые разбросаны по всей стране (в отборе учитывается география), дают первичную оценку гранта по шкале от нуля до девяти. Все заявки рассматриваются на заседаниях секций РФФИ, где присутствует один из экспертов, рассматривавших грант (два других «отделываются» лишь письменной рецензией). В фонде есть жесткое правило: 30% заявок обязательно должны быть удовлетворены. Секции РФФИ не имеют общих критериев оценки, так что проходная заявка по секции физико-химической биологии может получить низкую оценку в секции общей биологии, и наоборот. На практике это означает, что получение финансирования для наиболее интересных междисциплинарных исследований оказывается затрудненным. Отмечу, что в этом году произошло сокращение финансирования, а требование удовлетворения 30% заявок осталось, следовательно, грант и без того крохотного размера должен уменьшиться еще больше.
Но в целом надо признать, что по российским меркам система РФФИ относительно честная, и внешние эксперты в большинстве случаев лично не заинтересованы в прохождении той или иной заявки. Основная проблема в том, что оценка экспертов фонда часто просто не может быть объективной, или, если выразиться точнее, осознанной, поскольку заявки на грант составляются таким образом, что понять суть исследований и планы ученого подчас очень трудно. Для сравнения: в заявках на гранты NIH суть и ход планируемых экспериментов описываются на 25 (с января 2010 г. — на 15) страницах убористого текста с многочисленными иллюстрациями, предлагаются альтернативные подходы в случае получения отрицательных результатов и т.д. В РФФИ же объем заявки таков, что просто не позволяет все это изложить. С другой стороны, размер гранта РФФИ никогда не позволит провести полноценное исследование. Поэтому высокая оценка гранта часто связана не с качеством предложенных разработок, а с известностью, положением и (в лучших секциях фонда) научной продуктивностью заявителя, которая дает основание надеяться, что будут проводиться качественные исследования. Никаких отчетов по экспертизе вы от РФФИ не получаете, поэтому в случае неудачной заявки понять, на что нужно обратить внимание при доработке, невозможно.
Гранты РФФИ, как уже было сказано, настолько малы, что сделать на их базе серьезную работу нельзя, но при этом нужно отчитываться полноценными статьями. Сейчас М.В. Ковальчук (об этом активно сообщали в прессе) предлагает увеличить размер грантов, но в основном «инновационных», ориентированных на конкретный продукт. В такой ситуации можно получить до 1,5 млн руб. в год. Однако выбор тем инновационных грантов фонда дает основания предполагать, что «новаторы» создают крупные гранты под себя, тем самым убивая то лучшее, что было заложено в РФФИ, а именно принцип открытой конкуренции за получение поддержки для проведения научных исследований. Кроме того, «инновационные» гранты приведут к дальнейшему уменьшению размера исследовательских грантов.
Ежегодные промежуточные отчеты РФФИ, в отличие от грантов NIH, подвергаются экспертизе. Это приводит к очень серьезной проблеме с финансированием. Промежуточный отчет подается в начале января, по окончании предыдущего финансового года. Но средства на следующий год не выделяются, пока не будет утвержден отчет за предыдущий год. Чаще всего решение о продлении финансирования принимается лишь в середине марта. В результате образуется финансовая дыра, когда в течение нескольких месяцев деньги не поступают в лабораторию. В США не существует привязки выделения средств по гранту к бюджетному финансовому году (также отсутствует и научная экспертиза промежуточных отчетов), и поэтому ситуации, в которой ученые оказываются на несколько месяцев лишенными средств, не возникает.
Принципиальный недостаток российской системы грантов, от которого страдает каждый завлаб, в том, что деньги, выделенные на данный финансовый год, необходимо непременно в этом же году и потратить. В США остаток, если он не больше 25% годового объема финансирования, переходит на следующий год. Если же неистраченная сумма оказывается большей, достаточно написать короткое объяснение.
В нашей стране существует и другой грантодатель в области фундаментальных наук — это Российская академия наук (РАН), и у нее, в отличие от РФФИ, есть подлинная миссия — содействовать развитию науки. Бюджет (порядка $1 млрд в год) в основном идет на зарплаты сотрудникам академии и поддержание инфраструктуры, но около 20% от общего финансирования (7 млрд руб. в 2009 г.) распределяется на конкурсные, т.е. фактически грантовые программы. При этом на фундаментальную биологию и биомедицину идет примерно 1/5 этих денег.
Принцип академических конкурсных программ следующий: академики договариваются между собой о том, какие направления сколько получают. Естественным образом академик, представляющий конкретное направление и стоящий во главе программы, заинтересован «выкроить» максимальное финансирование под себя. А затем он же, как правило, распределяет средства программы прежде всего для своего института, своих учеников. Выглядит не очень справедливо, но в логике этой системе не откажешь: академик — руководитель программы, по определению, лучшийспециалист в данной области, и часто он еще и директор института (тоже головного в этой области) — значит, он и должен распределять финансирование по своему усмотрению. К сожалению, непрозрачность этой системы и не самый высокий научный уровень некоторых академиков приводят к тому, что конкурсное финансирование РАН распределяется неэффективно. Например, само понятие головных организаций сейчас потеряло былой смысл. Институты РАН действительно создавались по тематическому принципу, однако сейчас они часто пересекаются или просто дублируют друг друга. Например, я работаю одновременно в Институте молекулярной генетики и в Институте биологии гена — с точки зрения широких научных тем разницы между ними нет никакой.
Но вернемся к грантам: деньги в рамках некоторых программ РАН можно получить значительные (до 4–5 млн руб. в год), и на них уже можно кое-что сделать. Заявки рассматриваются в закрытом режиме, объявляется только решение, которое обжалованию не подлежит. Но отчетов требуют минимальных, все решается кулуарно, и в этом смысле академические гранты выигрывают у грантов РФФИ.
В России есть еще один весьма своеобразный источник финансирования — программы Роснауки и Рособразования. На различные программы по наукам о жизни в 2009 г. было выделено более 3 млрд руб. Самый сложный момент в этих грантах, отпугивающий многих достойных ученых, — излишне жесткие и сложные формы заполнения заявок, часто доведенные до абсурда. Однако если не обращать на это внимания и слегка перенастроить свой мозг, то у вас есть реальные шансы получить хорошие деньги. «Достоинством» этих заявок можно считать то, что научная составляющая, которая должна быть самой сложной и главной частью проекта, оказывается далеко на самой значимой (следовательно, не требующей затрат времени) частью заявки. Главное не полениться и подать правильно оформленную заявку, а дальше — чистая лотерея с примесью покера.
Заявка оценивается по нескольким критериям, но самый важный — это ее цена. Больше шансов у того, кто обещает провести научное исследование за наименьшую сумму. Соответственно, научное качество заявки решающей роли не играет, по-видимому, потому, что оно плохо формализовано. По этой же причине важным для уже не существующего Рособразования был, например, легко формализуемый критерий «подготовки кадров»: чем больше кандидатов или докторов вы обещаете подготовить в процессе проекта, тем выше ваша оценка. Надо только не забыть обратить внимание на то, что количество «защищенных» должно неуклонно увеличиваться с каждым годом работы по проекту, что, с точки зрения бюрократов, говорит о положительной динамике работы. Тот факт, что масса диссертаций защищается по результатам статей в низкопробных журналах, не учитывается.
Главное искусство при подаче заявок в федеральные агентства — это умение демпинговать и не запросить больше денег, чем другие заявители. В целом система оценок приводит к тому, что возникают ситуации, когда при заведомо худших научных показателях вы получите больше денег, а при хороших можете не получить совсем ничего. Увлечение формальными показателями при выборе заявок, повидимому, объясняет относительно большой процент заявок из провинциальных вузов и научных учреждений, поддержанных федеральными агентствами. В отличие от программ РАН, система оценки заявок в министерстве довольно открытая: конверты с заявками вскрываются на глазах у участников конкурса, и все знают, кто сколько попросил и какие формальные оценки получил. Впрочем, причины выставления той или иной оценки за научную часть остаются неизвестными, что, безусловно, открывает возможности для злоупотреблений. Я рассматриваю эти конкурсы как источник «шальных» денег, которые можно с большой вероятностью получить, если подать достаточное количество заявок. Надо просто играть в игру и не думать о том, что правила слегка безумны. Грантам федеральных агентств присущи те же проблемы, что и грантам РФФИ и РАН: средства приходят с очень значительными задержками, а деньги должны быть потрачены к концу года. Отчеты по грантам федеральных агентств сложны и неудобны; чем больше вес кипы бумаг, составляющих отчет, тем лучше к нему отнесутся.
На фундаментальные исследования по биологии и биомедицине в России выделяется, если суммировать все источники государственного финансирования, не менее 6 млрд руб. или четверть миллиарда долларов. (Реальная сумма в 2009 г. была гораздо больше, если учитывать очень крупные, но не очень осмысленные вложения в биологическое оборудование в Курчатовском центре.) В США эта сумма составляет порядка $30–40 млрд. На первый взгляд, разница огромная. Но в США наукой о жизни занимаются, как уже было сказано, не менее 200 тыс. исследователей. В России это число вряд ли превышает 10 тыс. человек. Таким образом, из расчета затрат на одного исследователя США тратят лишь в десять раз больше, чем Россия. Закономерный вопрос: какой процент из 10 тыс. российских биологов составляют активно работающие исследователи международного уровня? Такие подсчеты уже проводились не раз, и в итоге разные эксперты приходили к одной и той же цифре — 100. Не биологов, конечно, а лабораторий. В России сегодня примерно 100 активно работающих молекулярно-биологических лабораторий, соответствующих среднему уровню развитых стран. Руководители этих лабораторий способны выиграть гранты NIH в условиях открытой конкуренции. Эти лаборатории получают очень малую часть российского бюджета в области наук о жизни, но они ответственны за львиную долю российской научной продукции в рейтинговых международных научных журналах, они — лицо современной российской биологии. Если принять во внимание факт крайней качественной неравномерности российских исследователей с одной стороны и существующие неоптимальные принципы поддержки академической науки и недостатки конкурсного финансирования с другой, то получается, что деньги на науку мы тратим неэффективно. Иными словами, реорганизация научного процесса за счет решения проблем, снижающих эффективность работы российских исследователей, способна качественно изменить уровень работы и при существующем уровне финансирования.

Окончание статьи - читать.