СЕМЬЯ

В автобиографической книге «Маска и душа» Федор Иванович Шаляпин так описывал традиционный путь московских купеческих семей:
«...Российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки на лотках, льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему как пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, голодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать, торгуя разным. Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается «экономистом». А там, глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятных еще нам Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур...»
А самодуры тем временем потихонечку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, музеи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву».
Это описание как нельзя более соответствует истории щукинской династии. Если верить фамильным преданиям Щукиных, крепостными они никогда не были. Издавна торговали мануфактурным товаром в городке Боровске под Калугой. Как и большинство московских купеческих кланов, принадлежали к старообрядчеству.
Во второй половине XVIII столетия, при Екатерине II, первый Щукин, запечатленный в семейных анналах, Петр, отважился покинуть насиженные места. Вместе с сыном Василием он отправился на поиски удачи в Москву, стал торговать и мало-помалу начал завоевывать твердые позиции в купеческой среде. В 1787 году род Щукиных впервые упоминается в московских писцовых книгах.
Щукины пережили нашествие французов и пожар 1812 года, сокрушивший целое поколение московских торговцев и ремесленников. Они ухитрились сохранить небольшое состояние и — что важнее — репутацию честных коммерсантов. С этим багажом Василий Щукин начал сызнова и, умирая в 1836 году восьмидесяти лет от роду, завещал свое дело сыну Ивану Васильевичу.
В год смерти отца Ивану было всего 18 лет. Жил он на Таганке, в квартире из двух комнат: в одной стояли кровать и конторка, в другой — два станка, на которых «работалась кисея». Прошел десяток-другой лет, и семья Щукиных заняла первенствующее место в торгово-промышленной Москве, была причислена к самому «цвету» московского купечества.
В архиве сохранился интересный документ—«Формулярный список о службе московского 1-й гильдии купца Ивана большого Васильевича Щукина». В этом документе говорится, что он происходит «из природного московского купечества», воспитание получил «в доме родителей», то есть ни в каком учебном заведении не обучался. «Формулярный список» относится к 1856 году, когда тридцатисемилетний И.В.Щукин из третьей гильдии перешел прямо в первую, сделавшись одной из главнейших фигур в мануфактурной промышленности и торговле Москвы. Это «был, несомненно, один из самых — не побоюсь сказать — гениальных русских торгово-промышленных деятелей» — так писал о нем летописец московского купечества Павел Афанасьевич   Бурышкин,   выпустивший   в эмиграции книгу воспоминаний «Москва купеческая».
Престиж и влияние И.В.Щукина в Москве были, по свидетельству Бурышкина, чрезвычайно велики. И не только из-за его богатства. В Москве тогда было много богатых людей, даже богаче Щукиных, которые далеко не пользовались тем почетом, который приходился на их долю. Щукинская фирма была одной из самых уважаемых в Москве.
Малообразованный, как большинство купеческих детей того времени, но с большой природной смекалкой, напористый, энергичный, Иван Васильевич являлся типичнейшим представителем утверждавшейся в середине XIX века московской буржуазии. Щукин гордился своим происхождением, своей принадлежностью к купеческому сословию, считал, что оно приносит России гораздо больше пользы, чем титулованная петербургская знать.
Это был характер яркий и противоречивый: человек, с одной стороны, глубоко религиозный, политический консерватор, с другой — славившийся экстравагантным образом жизни, тративший огромные деньги на изысканные кушанья, дорогие вина и сигары.
Весной и осенью Иван Васильевич отправлялся за границу. Сборы его в путешествие начинались приготовлением огромной дорожной корзины с провизией. Туда укладывались окорок ветчины, телячья нога, бычий язык, рябчики, цыплята, солонина, несколько бутылок красного вина и минеральной воды, бутылка вермута, банки с паюсной икрой, с вареньем, с черносливом, приборы и салфетки. Часто сопровождавший отца в этих путешествиях Петр Иванович Щукин вспоминал: «За границей случалось, что из-за больших размеров корзины нас не пускали в вагон, и происходили препирательства с начальниками станций; но в конце концов все улаживалось».
И.В.Щукина  отличала удивительная способность считать в уме, и ему нравилось уличать кельнеров, так и норовивших обсчитать иностранца. Иван Васильевич вообще не любил ресторанов. В Биаррице, куда он обычно ездил на отдых, Щукин одновременно с квартирой нанимал кухарку и часто сам ходил на рынок, выбирая провизию по своему вкусу.
Привыкший ни в чем себе не отказывать, Иван Васильевич не желал признавать никаких светских условностей. Например, приезжая в Большой театр, любил подремать на диванчике в аванложе, пока его супруга наслаждалась оперными итальянскими мелодиями.
Типичным для того времени был и этот династический брак (тяга московских кланов к объединению, укрупнению капиталов служила мощным стимулом для семейного союза глубоко различных по натуре и воспитанию людей). Екатерина Петровна Щукина приходилась дочерью Петру Кононовичу Боткину, известному чаеторговцу, основателю фирмы «Боткин и сыновья», в 1801 году установившей торговые отношения с Китаем, имевшей 40 отделений в России, а с 1852 года — филиал в Лондоне.
Боткины славились не только богатством, но и принадлежностью к передовой российской интеллигенции. В этой семье были врачи, ученые, дипломаты, художники. Родной брат Екатерины Щукиной Василий Петрович, известный публицист и литературный критик, автор «Писем из Испании», дружил с Белинским, Герценом. Грановским, Тургеневым и Толстым. Один из образованнейших людей своего времени, он был поклонником и знатоком живописи. Раньше других оценил талант великого русского художника Александра Иванова и на свои средства издал его письма. По завещанию Василия Петровича Московский университет получил 10 тысяч рублей на приобретение памятников культуры.
Другой    брат,    Михаил,— художник, много лет живший в Италии, впоследствии член Академии художеств, первый исследователь творчества Александра Иванова.
Третий брат, Дмитрий Петрович, был избран председателем Московского общества любителей художеств. Именем Сергея Петровича Боткина, выдающегося врача и медицинского деятеля, названа одна из крупнейших клиник Москвы. Через сына его, Сергея Сергеевича, профессора Военно-медицинской академии, женатого на дочери Павла Михайловича Третьякова, Щукины породнились с семьей Третьяковых. Другой же сын — Евгений Сергеевич Боткин — был личным врачом царской семьи (вместе с ней его расстреляли летом 1918 года в Екатеринбурге).
Сестра Екатерины Петровны Щукиной Мария была замужем за поэтом Афанасием Афанасьевичем Фетом, племянница Надежда — за известным художником и меценатом Ильей Семеновичем Остроуховым.
Иван Щукин за всю свою жизнь и не подумал приобрести какой-нибудь предмет искусства. А Боткины были страстными коллекционерами. Василий Петрович собирал предметы античного искусства. Роскошная, дорогостоящая коллекция Михаила Петровича включала в себя самые разнообразные экспонаты — от картин и скульптур итальянского Возрождения до произведений Александра Иванова. Дмитрий Петрович собирал произведения западноевропейской классической живописи и в конце 1860-х годов открыл частную картинную галерею в своем доме на Покровке. Посетители ее имели возможность познакомиться с картинами французских художников — Добиньи, Дюпре, Милле, Руссо и других. Многие ценные полотна Дмитрий Петрович передал в дар Третьяковской галерее. Илья Семенович Остроухов был составителем одного из первых собраний древне-русской живописи, превращенного после Октябрьской революции в «Музей иконописи и живописи» его имени. Сергей Сергеевич Боткин увлекался коллекционированием русского рисунка XVIII века.
Контрасты воспитания и окружения супругов Щукиных, разница их характеров остро ощущались в семье. Если муж оставался верен традициям старообрядчества (хотя официально от него отошел) и строго соблюдал религиозные обряды, то жена —в соответствии с московской модой — увлекалась спиритизмом и устраивала дома сеансы столоверчения.
Даже внешне щукинская порода являла собой яркий контраст боткинской: низкорослые, крепко сколоченные, динамичные, Щукины ничем не походили на стройных, элегантных, светски сдержанных Боткиных. Фамильные черты обеих семей тесно переплелись в щукинском потомстве. Как и в большинстве московских купеческих кланов, в этой семье было много детей — пять дочерей и шесть сыновей. Немало интересных сведений об этом семействе сообщено английским искусствоведом Б. Кин в ее книге «И потемнели пустые дворцы».
Щукин-старший, как и главы других купеческих семейств, на собственном опыте испытал недостаточность полученного им скудного образования и, видя в сыновьях продолжателей своего дела, счел необходимым, чтобы они получили глубокие знания в области математики, химии, физики, овладели французским и немецким языками. В его доме в Милютинском переулке (ныне улица Мархлевского) был целый штат гувернеров, воспитателей и преподавателей.
Иван Васильевич долго выбирал подходящее для сыновей учебное заведение и наконец остановился на немецкой школе в финском городе Выборге, где директором был лютеранский пастор Бём, положивший в основу воспитания учеников три основных принципа: дисциплина, формирование характера и физические упражнения. После выборгской школы мальчики Щукины поступали в немецкий пансион Гирста в Петербурге. А завершающей стадией их образования была практическая работа на наиболее известных текстильных предприятиях Франции и Германии. Как ни удивительно, при всем своем консерватизме Иван Васильевич предоставлял сыновьям широкие возможности заграничных путешествий, выделяя им достаточное, хотя и лимитированное содержание.
Щукин-старший надеялся, что наследственные склонности в сочетании с целеустремленным воспитанием, естественно, направят сыновей по проторенному пути, Но каждый из братьев, несмотря на одинаковые условия формирования личности, обладал индивидуальным складом характера, и судьбы их сложились по-разному.