«Простодушие и преданность» (2 часть)



Продолжение. Начало статьи - читать.

Сам не понимает?
Вот и попробуем, хотя бы в общих чертах, определить: понимал ли Сервантес, что творит? Сказать по правде, автор этой статьи долгие годы разделял сомнения многих толкователей; ему нравилась своей парадоксальностью идея, что пожилой, много повидавший испанский гений хотел высмеять уходящее рыцарство, а серьезный, грустный смысл как бы явился сам собой. Но вот — размышляем снова. Действительно, если бы Дон Кихот уместился в первых шести главах, все было бы куда смешнее и проще... Но поскольку роман продолжается, мы вдруг начинаем подозревать дона Мигеля Сервантеса де Сааведру в «скрытом умнело... Ведь уже в первой части главный герой однажды невзначай объясняет оруженосцу: «Весь фокус в том, чтобы помешаться без всякого повода и дать понять моей даме, что если' я, здорово живешь, свихнулся, то что же будет, когда меня до этого доведут».
Перед нами разумный разговор о безумии — что само по себе уже загадка и как будто совсем не относится к «проблеме рыцарских романов».
Громкий смех, шумный успех первого тома, конечно, ободрили, способствовали зарождению второй книги. Но    сверх того еще что-то подталкивало Сервантеса к продолжению труда: нечто не совсем или недостаточно высказанное в первой части.
Не, просто, порою невозможно понять на расстоянии почти в четыре века внутренние побуждения, мотивы, руководившие автором «Дон Кихота»; поэтому еще и еще раз погружаемся во вторую книгу.
«— Вот увидите, любезный друг,— говорит священник цирюльнику в самом начале,— в один прекрасный день приятель наш снова даст тягу.
—   Не сомневаюсь,— отозвался цирюльник, — однако ж меня не столько удивляет помешательство рыцаря, сколько простодушие оруженосца: он так уверовал в свой остров, что никакие разочарования, думается мне, не выбьют у него этого из головы.
—  Да поможет им бог,— сказал священник,— а мы будем на страже: посмотрим, к чему приведет вся эта цепь сумасбродств как рыцаря, так и оруженосца,— право, их обоих словно отлили в одной и той же форме, и безумства господина без глупостей слуги не стоили бы ломаного гроша».
Запомним эту фразу — она еще нам пригодится — и двинемся дальше.
Несколько глав второй части потребовалось Дон Кихоту и Санчо Пансе, чтобы удрать от опекунов и доброжелателей, и лишь в самом конце главы седьмой они, наконец, выезжают «по направлению к великому городу Тобосо».
Новые дороги, новые приключения,— на этот раз петля странствий захватывает уж не только Ламанчу — почти всю Испанию; подсчитано, что в романе 669 действующих лиц. Осмелимся прибавить к этому списку еще двух полноправных   героев  —   Росинанта  и  серого ослика...
Второй том: теперь мы особенно внимательно следим за намерениями автора, неужели «сам не понимает»?
Прежде всего изменилось заглавие; малозаметно, а на самом деле существенно: первая книга называлась «Хитроумный идальго», а вторая — «Хитроумный кабальеро Дон Кихот Ламанчский». Кабальеро, рыцарь — звание более высокое, благородное; впрочем — может быть, это новая насмешка?
Затем начинают попадаться сцены, эпизоды по характеру совсем иные, чем прежде: Дон Кихот, спускаясь в заколдованную пещеру или приняв кукольный театр за вражеское войско, признает, что и в самом деле ошибается, что, вероятно, видит химеры... Можно сказать, что будущее выздоровление рыцаря уже подготавливается исподволь,— а ведь если автор желает высмеивать, стоит ли безумца излечивать?
Зато другой автор «Дон Кихота» поступил иначе. Автор того романа, с которым герои Сервантеса неожиданно встречаются за пятнадцать глав до конца книги.
В 1614 году вдруг вышел... Лже-Дон Кихот. Автор его отнюдь не называл себя Сервантесом — более того, он высмеивал грубо и жестоко подлинного автора за его преклонный возраст, увечье... Некто Авельянеда (имя, несомненно, выдуманное), родом якобы из Тордесильяса в Арагоне, опубликовал  свою  версию окончания Дон Кихота раньше, чем Сервантес представил свою…
Дело тут непростое. Авельянеда безусловно был писателем профессиональным, острым, настолько умелым, что еще в XVIII веке некоторые крупные ценители старались доказать, будто его роман не слабее «главного Дон Кихота». Около 200 работ посвятили уже испанские ученые попыткам разгадать, кто же был соперником Сервантеса. Называли крупнейших литературных современников — Лопе де Вега, Тирсо де Молина... Отгадки пока нет; между прочим, советский читатель вскоре получит первый русский перевод этого сочинения, который будет приложен к научному изданию «Дон Кихота» в серии «Литературные памятники» (издание подготавливается А. Бобовичем, С. Пискуновой,  Г. Степановым и Н.  Томашевским).
Сервантес был, понятно, возмущен внезапным конкурентом и в последних главах своей великой книги, даже на самой последней ее странице, не раз обрушивается на «писаку, который отважился... грубым своим и плохо заостренным страусовым пером описать подвиги доблестного моего рыцаря, ибо этот труд ему не по плечу и не его окоченевшего ума это дело...»
Однако главный ответ «арагонцу» заключался вовсе не в этих уколах.
Авельянеда не скрывал, что развивает сюжет в грубо насмешливом направлении: его Дон Кихот окончательно сходит с ума, Санчо погрязает в пороках и оставляет своего господина, рыцарь с трудом выбирается из дома умалишенных, взяв в оруженосцы переодетую беременную девицу...
Рыцарские романы здесь высмеяны, кажется, куда более лихо, нежели в настоящем «Дон Кихоте»...
Но чем громче и злее издевательства Авельянеды над своим героем, тем грустнее и мягче строки Сервантеса. Его герой — «повелитель печальных» (Senor de los tristes); о тех же, кто издевается над рыцарем и его оруженосцем, как бы между прочим, замечено: «Шутники были так же безумны, как и те, над кем они шутки шутили...»

Окончание статьи - читать.