«...В себе одном нашел спасенье целому народу» (2 часть)



Окончание. Начало статьи - читать.

Достаточно вглядеться в прижизненные портреты Лермонтова, чтобы избежать сомнений в том, что это был очень красивый человек. Разные художники писали Лермонтова в разные годы его жизни. Изображая Михаила Юрьевича в различных мундирах, все художники были едины в передаче пламенных глаз поэта. В них — высокая душа, сердечная любовь и нежность, ум  и  бесстрашие.
Порой говорят, что Лермонтов был завистлив. Кому мог завидовать храбрейший офицер, любимец первых красавиц света, всегда появляющийся со своей «сотней», в красной Мансуровой рубашке там, где было всего опасней? Кому мог завидовать воин-джигит, которому не было равных во владении пистолетом, саблей, конем, дважды представленный к почетному оружию — золотой сабле с надписью «За храбрость»?
Лермонтов говорил на нескольких языках, был образованнее обучавших его профессоров Московского университета. Он прекрасно пел, играл на фортепьяно и на скрипке, был удивительный математик и шахматист... Много выдающихся достоинств Лермонтова можно было бы еще назвать, но ограничимся лишь еще двумя — замечательный художник и великий поэт, признанный еще при жизни преемником А.  С.  Пушкина.
Душа моя должна прожить  в  земной неволе  недолго...
Смерть моя  ужасна будет...  Кровавая меня могила ждет...
И  мир не  пощадил  и Бог не спас...
Венец  терновый я  осужден носить...
Всю свою жизнь поэт готовил себя к принятию мученического венца. Стремительно и неудержимо, как промельк метеора, рассеивая мрак на небосводе Отчизны, летел Лермонтов к своему предугаданному исходу, к осознанному   самопожертвованию   во   имя   российской поэзии,  истины и воли.
Настанет  день —и миром  осужденный,
Чужой в родном  краю,
На месте  казни—гордый, хоть  презренный —
Я кончу жизнь мою.
Наибольшей тайной в лермонтоведении окутан трагический финал жизни поэта, его «казнь»... По сей день нам неизвестно, что случилось «во вторник 15 июля 1841 года близ Пятигорска, у подножия горы Машук, где Лермонтов был убит выстрелом в грудь навылет».
Попробуем хоть немного погрузиться в эту тайну. Зададим вопросы себе и будущим исследователям жизни Лермонтова, чью честную, бескомпромиссную работу, чьи ответы ожидает наша культура.
Вероятно, был близок к проникновению в одну из тайн Лермонтова известный литературовед и критик Юрий Иванович Селезнев, чья жизнь внезапно оборвалась в расцвете творческой жизни. Готовясь к написанию книги о Лермонтове для серии «ЖЗЛ», Ю. И. Селезнев незадолго до своей смерти поделился со мной, только что приступившим к созданию фильма о поэте, своими открытиями и мыслями по данному предмету. Он говорил о том, что занят исследованием окружения последних двух лет жизни поэта, фигурирующего в лермонтоведении как «кружок шестнадцати». Юнцы — графы, князья, бароны, дети особо приближенных к императору отцов — неотступно следовали за Лермонтовым, последние два года его жизни. Двое из них (Васильчиков и Столыпин — Монго) присутствовали при дуэли Лермонтова.
И начинаются вопросы. Почему Столыпин (Монго), дважды приводивший своего родственника Мишеля Лермонтова под пули (на дуэль с Барантом и на дуэль с Мартыновым), до конца своей жизни не написал правды о смерти поэта? Почему убийце Лермонтова — Мартынову, взятому под стражу, позволили свободную переписку с секундантами для выработки общности показаний? И почему при этом показания все равно полны противоречий? Мартынов писал: «Был отмерен барьер в 15 шагов...» Васильчиков позже говорил о 101 «Существует важное свидетельство того, что акценты в пользу Мартынова в показаниях секундантов появились уже в ходе следствия; в первые же часы дуэли они говорили другое» (Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 152). Почему столько противоречий в показаниях секундантов и Мартынова о количестве прозвучавших на дуэли выстрелов? Почему секундант Лермонтова Глебов пишет Мартынову: «Я должен же сказать, что уговаривал тебя на условия более легкие... Теперь покамест не упоминай об условии трех выстрелов; если позже будет о том именно вопрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду»? (Там же. С. 153). Какова подлинная роль введенного в следственную комиссию подполковника корпуса жандармов Кушинникова, «осуществлявшего по заданию Бенкендорфа секретный политический надзор»? (Там же. С. 154). Когда и куда исчезли все документы о деятельности Кушинникова на Кавказе? Куда исчезло окончание «исповеди» Мартынова, решившего в конце жизни написать правду о том трагическом событии? Какова достоверность версии о том, что Мартынов во время церковной исповеди говорил священнику  о  своей  невиновности?
Многие исследователи писали о том, что участники дуэли — Мартынов и секунданты словно знали о своей грядущей безнаказанности. Ныне это подтвердило недавно опубликованное письмо князя Васильчикова (отца), посланное князю Васильчикову (сыну) в Пятигорск. Описав раздражение императора при упоминании о Лермонтове и слова самодержца о том, что Лермонтов не должен вернуться с Кавказа, Васильчиков-отец рекомендовал сыну и его друзьям самим управиться с неуемным поручиком. И они «управились» сами... И не понесли никакого законного наказания: Мартынов даже не был лишен чинов и прав состояния. Помиловали и секундантов. И это несмотря на то, что суд уже начал догадываться и доходить до сути дуэли, о чем свидетельствует прямой вопрос Мартынову: «...не было употреблено с вашей стороны или секундантов намерения к лишению жизни Лермонтова, противных общей вашей цели мер?» (Сборник Соцэгиза. С. 57). Император, ознакомившись с «обширным и весьма объективным докладом», в котором «даже специально подчеркивалось, что острот и шуток Лермонтова, оскорбивших Мартынова, никто, собственно, не слышал», «имел возможность более или менее правильно судить о деле и воздать должное убийце и секундантам. Тем не менее он вынес беспрецедентно мягкое решение: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного же советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной тяжелой раны» (Лермонтовская энциклопедия. С. 154). «Тяжелая рана» была получена Глебовым не на дуэли с Лермонтовым, а задолго до этого события, и эта «тяжелая рана» не помешала Глебову принимать деятельное участие в подготовке и проведении дуэли.
Дело об убийстве великого поэта России было закрыто, но открытыми и безответными остались вопросы потомков к участникам этого  преступления.
Современный специалист в области баллистики подполковник бронетанковых войск, кандидат наук В. Кузнецов (его имя достаточно хорошо известно лермонтоведам) много лет  посвятил  изучению  гибели  поэта.  Тщательно обследовав место гибели Лермонтова у подножия горы Машук, Кузнецов установил, что наибольший угол наклона полета пули к горизонту составляет в этом месте 3°. Это означает, что если бы дуэль проходила в действительности и по всем строгим и всегда соблюдаемым правилам, то пуля пронзила бы тело Лермонтова в почти строго горизонтальном направлении, максимум под углом 3°. Между тем в акте медицинского осмотра тела указывается: «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастании ребра с хрящом, пробила правое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны» (Летопись. С. 169—170). Лермонтовская энциклопедия констатирует: «Такой угол раневого канала (от 12-го ребра до противоположного 5-го межреберья) при нормальном положении туловища составляет не менее 35°» (!) (С. 153). Как смешно и нелепо выглядят попытки оправдать это фантастическое для ровной поверхности и геометрическое несхождение «балетными позами» противников!
Даже при поверхностном сопоставлении истории гибели двух величайших русских поэтов Пушкина и Лермонтова, убитых один за другим с интервалом в четыре года, видно, что к решению судеб российских пророков причастен один и тот же круг лиц. Трагедия Пушкина и Лермонтова завязана в единое хитросплетение. В двух русских гениев стреляли два друга-однополчанина Дантес и Мартынов. Пушкин был лишен жизни пистолетом, одолженным Дантесом у Баранта. Барант ровно через два года стреляет, быть может, из того же пистолета в Лермонтова и, к счастью, промахивается. Но через год Лермонтова «добивает» приятель Дантеса Мартынов. Одна и та же петербургская модная гадалка мадам Кирхгоф предсказывает гибель Пушкину, а спустя немного времени — и Лермонтову! Явно не последнюю роль сыграл в трагедиях Пушкина и Лермонтова, а ранее и Грибоедова министр иностранных дел России, масон Карл Роберт Нессельроде, приведший в итоге своей деятельности Россию к войне с Турцией. Лермонтовская энциклопедия констатирует: «После дуэли Лермонтова с Э. Ба-рантом Нессельроде был одним из противников «помилования» поэта». Жена Нессельроде — враг Пушкина. Ее салон отличался снобизмом, консерватизмом и безразличием к передовой русской культуре. 16 марта 1840 года она сообщила сыну, что семье Баранта «все высказали величайшее сочувствие» (С. 340). Лермонтовские стихи на смерть Пушкина по своей сакраментальной сути, провидческому предвидению собственной грядущей и такой скорой гибели почти дословно применимы к самому Лермонтову. Смерть Пушкина и смерть Лермонтова едины в. своем трагическом повторении.
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом  в  груди  и жаждой мести,
Поникнув  гордой головой!
И  к самому Лермонтову  применимы его стихи, адресованные  его  кумиру  Пушкину.
Ты пел о  вольности,  когда
Тиран гремел,  грозили казни;
Боясь лишь вечного суда
И чуждой на земле  боязни...
Замечательный русский философ и историк отечественной литературы Даниил Андреев писал, что Лермонтов — «огромный — один из величайших у нас в XIX веке — ум». «Настигнутая общим врагом,— утверждал Андреев,— оборвалась недовершенной миссия того, кто должен был создать со временем нечто, превосходящее размерами и значением догадки нашего ума — нечто и в самом деле титаническое... Если бы не разразилась пятигорская катастрофа, со временем русское общество оказалось бы зрителем такого непредставимого для нас и неповторимого ни для кого жизненного пути, который привел бы Лермонтова-старца к вершинам, где этика, религия и искусство сливаются в одно, где все блуждания и падения прошлого преодолены, осмыслены и послужили к обогащению духа и где мудрость, прозорливость и просветленное величие таковы, что все человечество взирает на этих владык горных вершин культуры с благоговением, любовью и с трепетом радости... Так или иначе в 70-х и 80-х годах прошлого века Европа стала бы созерцательницей небывалого творения, восходящего к ней из таинственного лона  России...»
Двадцатишестилетний Лермонтов уже стоял на пороге духовного возрождения, на пороге новых невиданных творческих откровений, готовился к написанию грандиозной трилогии из трех эпох, трех царствований российской истории. Одно за другим выходили из-под его пера жемчужины Слова, невиданные по красоте и силе,— «Мне грустно, потому что я тебя люблю», «Горные вершины спят во тьме ночной», «Наедине с тобою, брат», «Люблю Отчизну я», «Ночевала тучка золотая», «В полдневный жар в долине Дагестана», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Выхожу один я на дорогу», «Пророк»... Именно в это время оборвалась его жизнь...
Но и того, что успел создать гений Лермонтова, стало достаточным, чтобы он занял одно из первых мест среди великих поэтов и писателей России и мира. Учителем своим признавали Лермонтова Толстой, Достоевский, Чехов, Горький, Бунин... На все грядущие века Михаил Юрьевич Лермонтов пребудет для потомков не только Учителем высочайшей духовной поэзии и литературы, но пророком и бесстрашным подвижником русского духа, преподавшим потомкам светлый пример самоотверженного служения Отечеству.
За дело общее, быть может, я паду
Иль  жизнь  в   изгнании бесплодно проведу;
Быть  может,  клеветой лукавой пораженный,
Пред миром  и  тобой  врагами униженный,
Я не снесу стыдом сплетаемый венец
И сам себе сыщу безвременный конец...
Пускай  виновен я  пред гордыми  врагами,
Пускай  отмстят;  в  душе,  клянуся небесами,
Я не  злодей,  о нет, судьба,  губительмой;
Я грудью  шел вперед, я жертвовал собой.
В последней строке — разгадка того, почему Лермонтов  явился  духовным  «спасеньем целому  народу».
Я грудью   шел   вперед, я жертвовал  собой.

Н.  П.  Бурляев, заслуженный артист  РСФСР