Земля заповедная (2 часть)

Окончание. Начало статьи - читать.

Проблема взаимоотношений науки и охраны в заповеднике. «Сидение» на кордоне открыло мне странную вещь. Научная работа и охрана заповедной территории, казалось бы, призванные решать общую задачу сохранения природы для будущих поколений, в заповеднике предстали как силы не только слабо связанные, но нередко и противостоящие друг другу. Лошади — не единственная причина взаимной неприязни лесников и «научников». Появление научных сотрудников на кордоне почти всегда связано с новыми поручениями, неинтересными леснику и выбивающими его из напряженного ритма. С точки зрения служащих охраны, ученые больше отдыхают в лесу,  чем  работают.
И наоборот. Не раз я слышал предупреждение: «Не доверяйте Летописи природы, если фенологические наблюдения вели лесники. Им лень выйти из дому, они делают записи сразу за месяц, сидя за столом». И в дополнение показали запись, сделанную в дневнике корявым почерком: «Над озером летали две выпухоли». О таком летающем звере я действительно нигде больше не слышал. Но можно ли винить лесника в биологической неграмотности? А если не его, то кого?
Проблема быта. Кордон Салтыкова освещался электричеством с «карманной» электростанции, установленной на ручье и постоянно требовавшей ремонта. Но нередко лесникам приходится обходиться керосиновыми лампами, соответственно жить без телевизора, без холодильника и электроплитки. Зимой, когда лесные дороги засыпаны метровым слоем снега, или в распутицу, неделями, а то и месяцами отсутствует связь кордона с «Большой землей». А если надо срочно вызвать врача? А если есть дети школьного возраста? А если не уродилась картошка на огороде? Конечно, выход находится. В быт лесников постепенно, так сказать, не торопясь, но все же входят рация и мотоцикл. Но и при этих условиях быт лесника на удаленном кордоне несравненно менее устроен, чем в любой колхозной деревне. И отсюда...
Проблема кадров. Опыт показал, что в лесу Довольно прочно оседают хозяйственные мужички, заинтересованные в приусадебном участке, в возможности пасти на заповедной земле небольшое стадо коров и свиней, разводить пчел. Другая категория лесников, пока еще не такая многочисленная, вербуется из бежавших от «шума городского» чуть тронутых романтикой чудаков вроде нашего Виктора. Немало среди тех и других по-настоящему преданных делу охраны «зеленого друга» людей, но большинство — чужие люди в заповедниках. Первая группа слишком часто ищет хорошей жизни, ведет хозяйство, ориентируясь на рыночную ситуацию, и не проявляет никакого интереса к спасению дикой природы. Романтики же попросту не выдерживают встречи с кордонной реальностью. Нервы не выдерживают тишины, руки не выдерживают работы далеко за пределами привычных восьми часов. Готовят ли где-нибудь людей к этой работе, если не психологически, то уж по крайней мере профессионально? Похоже, что нигде.
Проблема социальных отношений. Со многих точек зрения удобно держать на лесных сторожках не по одному, а по три-четыре лесника. Это отвечает требованиям техники безопасности, повышает надежность охранной службы, упрощает снабжение, связь, управление. Но и создает свои трудности. Трудности, известные любому маленькому коллективу, изолированному от внешнего мира. Никто не подбирает людей на кордон по признаку их психологической совместимости, они объединяются под одной крышей, как правило, случайно. Между тем зимой многие лесные домики превращаются в космические корабли или в подобие полярных метеостанций. Если начинает накапливаться напряжение, его некуда выплеснуть, и любая размолвка превращается в конфликт, в катастрофу, как в известном рассказе Джека Лондона. И трагическая развязка встречается не только в литературе. Эта проблема — одна из сложнейших. Но ведь не так уж бессильна перед ней наука!
Накануне нашего ухода мы обсуждали с Виктором за кружкой вечернего чая как раз эти самые вопросы. «И все-таки все было бы ничего,— сказал он,— если бы не одно... Можешь себе представить, наше начальство уже решило все проблемы. Одним махом. Как? По принципу: уж если зло пресечь... Короче, нас ликвидируют. Закрывают кордоны, всех лесников сселяют в поселок и вводят охрану вахтовым методом. Как на Севере, слыхал? Привезли тебя в лес, как кота в мешке, отмучился день-два, неделю — и айда домой. Я так полагаю, что вахты — это смерть заповедника. Лесник вовсе оторвется от своего обхода, чужим станет для природы, вроде экскурсанта. Тут уж попробуй удержи его от браконьерства. А природа — не буровая вышка. Чтобы охранять,  надо  вжиться  в  нее, стать ее  частью».
Со словами Салтыкова трудно было не согласиться. «Не знаю, что и делать,— добавил он. — Но за кордоны мы будем бороться».
Мы встретились снова через два года. Виктор, не успев пожать руку, обрушил на меня восемьдесят децибелов своего баса: «Алексей, я знаю теперь, что надо делать! Вот, смотри, здесь все написано! — при этом он совал мне в руки рукопись страниц на двадцать.— Я теперь образованный; я экологический факультет окончил! Это мой диплом!» Стекла звенели в маленькой комнатке.
Я не любитель восклицательных знаков, поэтому не буду передавать дальше наш разговор прямой речью. Идея, которую Виктор выносил за те полгода, что он повышал свою квалификацию, коротко состоит в следующем.
Теперь совершенно ясно, что просто с помощью карабинов природу не сохранить. Можно обнести заповедник колючей проволокой, а он будет чахнуть. От загрязнения атмосферы и воды, от эрозии почвы, насекомых-вредителей и так называемых биотехнических мероприятий, например, искусственного внедрения чуждых видов животных и растений. Бороться с этим всем злом можно лишь в том случае, если наука и охрана будут выступать плечом к плечу, как единая сила. Организационной ячейкой такого синтеза может и должен стать кордон, если его превратить одновременно в научный стационар. Выделить помещение для лаборатории, для научных сотрудников. Такое решение, как шахматная «вилка», бьет сразу по нескольким целям. Во-первых, ликвидируется ненормальный разрыв между научными работниками и. лесниками: работая бок о бок, невольно научатся понимать друг друга. Лесники, участвуя в наблюдениях за состоянием природы, смогут ежедневно, по горячим следам, получать консультации, учиться понимать мудрую организацию природных систем. Разве это не лучший способ борьбы с браконьерством самих работников охраны? Со своей стороны, ученые получат в лице лесников заинтересованных помощников в работе и возможность проведения круглогодичных наблюдений, чего пока заметно не хватает.
Наконец, и на взаимоотношениях жителей кордона это не может не отразиться. Личные отношения неизбежно отходят на второй план, если люди воодушевлены выполнением общей большой задачи.
Дальше. Природные заповедники надо сделать одновременно заповедниками уходящего уклада жизни старой культуры. В каждой природной зоне выработались веками формы хозяйства, уравновешенного с окружающей средой. Музеи пытаются коллекционировать ветхое платье наших предков, резные розвальни, орудия сельского хозяйства. Но за стеклами стендов все это мертво. Где, как не на заповедных кордонах, можно собрать не только липовые колоды для разведения пчел, но и народные приемы пчеловодства? Воссоздать в жизни весь старый быт, как бы перевернуть назад одну из страничек истории. И строжайше запретить въезд на территорию всякой лязгающей, грохочущей бензиновой технике. Может, кому-то это архаическое существование покажется трудным, но если объяснить, предупре-' дить — добровольцы наверняка объявятся. Пусть энтузиасты поищут в глубинке стариков — профессоров натурального хозяйства, постажируются у них. Заповеднику от этого будет двойная польза. Во-первых, снизится до крайних возможных пределов давление на заповедную природу «изнутри», со стороны обитателей лесных домиков. Во-вторых, если допустить на кордоны умеренный поток посетителей, любопытных — а уж такие-то заведомо найдутся,— то это еще будет и доход от «действующего музея». Однако простой возврат к жизни предков не вылечит всех болезней наших заповедников. Они не снимут, например, противоречий между интересами приусадебного хозяйства и требованиями службы, не разрешат всех трудностей отношений между людьми. Вот тут, по мысли Салтыкова, должна прийти на помощь наука во всеоружии ее современных методов. Вопрос «быть или не быть» кордону в заповеднике прямо зависит от того, найдется ли там место еще для двух человек — социолога и математика. Пожалуй, не обязательно поселять их там навсегда, но пусть все же приедут, поживут, поработают вилами, поработают с анкетами, возьмут несколько интегралов и выдадут рекомендации по оптимальной научной организации  кордонной службы.
Но и это не все. «Ты слышишь? — грохотал Виктор,— кордон — острие, на котором сосредоточились проблемы большого мира! Сохранение окружающей среды, сохранение культурного наследия, воспитание человека будущего общества, личное и общественное, ответственность, коллективизм, трудолюбие — весь букет ценностей! Как мы относимся к природе, так и друг к другу! Разве не так?»
Похоже, что так.

А. Арманд